Не говоря ни слова, он сошел с дороги и направился к лесу. Тот уже начал редеть, по мере того как они шли все дальше на север, однако оставался еще достаточно густым, чтобы в нем удобно было устраивать ночевки и охотиться. Рива заметила, что стоило Аль-Сорне войти под полог леса, как его движения изменились: наклон плеч, положение рук и пальцев, готовых в любой момент выхватить оружие. Священник двигался точно так же, однако тому не хватало грации Аль-Сорны. Внезапно девушка осознала, что против Темного Меча у учителя не было бы ни единого шанса, — мысль, которая прежде показалась бы ей полным абсурдом. Никто не может превосходить священников, чье мастерство — благословенный дар самого Отца Мира. Однако этот еретик и враг Возлюбленных двигался с гибкостью и изяществом хищника, и у Ривы не осталось сомнений — исход встречи между ними был бы предрешен. «Какая же я дурища, что попыталась напасть на него вот так, сразу! Когда настанет время его убить, мне придется действовать более коварно… Ну, или более осмотрительно», — подумала она.
Девушка следовала в нескольких шагах за Ваэлином. Она хотела было вынуть стрелу, но решила, что ее навыки в стрельбе из лука вряд ли представят угрозу для тех, кто может скрываться в чаще. Так что Рива достала нож и ни на миг не отрывала взгляда от деревьев впереди, готовая засечь малейшее движение. Но там лишь ветер шевелил ветвями деревьев.
Они нашли трупы в двадцати ярдах от дороги. Трое: мужчина, женщина, ребенок. Мужчина был привязан к дереву, изо рта торчал пеньковый кляп, вся грудь — в пятнах засохшей крови. Женщина была обнажена, ее тело покрывали следы долгих издевательств: синяки, мелкие порезы, один палец, судя по количеству вытекшей крови, отрубили, когда она еще дышала. Мальчик, с виду было не старше десяти, также был раздет, и, судя по всему, над ним тоже надругались.
— Разбойники, — произнесла Рива, приглядевшись к трупу мужчины и к веревочному кляпу, засунутому ему в рот. — Похоже, они заставили его смотреть.
Теперь, обыскивая землю в поисках улик, Аль-Сорна двигался с невиданной скоростью.
— Все случилось около полутора суток назад. И это в лучшем случае, — заметила Рива. — Следы давно остыли. Сейчас они уже смылись в ближайший городишко, где пьют и развратничают, проматывая награбленное.
— Похоже, любовь Отца Мира изрядно притупила твои чувства, — резко бросил он ей в ответ.
Его неприкрытая злость заставила Риву покрепче сжать нож.
— Эти земли изобилуют ворами и убийцами, Темный Меч. Я уже видела смерть. Нам с тобой еще повезло, что мы сами не привлекли внимание разбойников.
Его взгляд смягчился. Аль-Сорна выпрямился, сразу утратив повадки зверя.
— Ближе всего отсюда Рэнсмилл.
— Это нам не по пути.
— Знаю, — сказал он, подходя к трупу мужчины и обрезая своим коротким ножом удерживающие его веревки. — Собери сушняк. Много сушняка.
На то, чтобы добраться до Рэнсмилла, ушел день. Городок — точнее, унылое скопище домишек вокруг водяной мельницы — стоял на реке Аверн. Оказалось, в нем царило какое-то лихорадочное веселье: народ толпился около пестро раскрашенных кибиток, составленных полукругом, а ночную темноту разгоняли многочисленные факелы.
— Комедианты, — брезгливо обронила Рива, разглядев фривольные, а то и попросту непристойные изображения, намалеванные на кибитках.
Они протолкались сквозь толпу, при этом Аль-Сорна по-прежнему не снимал капюшона. Впрочем, взгляды зрителей были прикованы к деревянной сцене в центре полукруга, образованного кибитками. На сцене узколицый человек в ярко-красной шелковой рубашке и обтягивающих штанах в черно-желтую клетку играл на мандолине и пел, а женщина в полупрозрачном платье танцевала. Игра была прекрасна, голос — чист и напевен, но внимание Ривы полностью захватила танцовщица, грациозность и точность ее движений. Она не могла отвести от нее взгляд, словно мотылек, привлеченный огнем. Обнаженные руки, казалось, пламенели в свете факелов, а небесно-голубые глаза сияли из-под тонкой вуали…
Сжав руки так, что ногти впились в ладони, Рива отвернулась и закрыла глаза. «Отец Мира, снова молю тебя о прощении…»
— В твоей руке моя рука. — Мужчина в красной рубахе пел последний куплет баллады «Через долину». — И вся в слезах твоя щека, на небесах, моя любовь, дождусь твоей улыбки…
Вдруг он запнулся и вытаращил глаза, заметив кого-то в толпе. Рива проследила за его взглядом: певец смотрел прямо в лицо Аль-Сорны, полускрытое капюшоном.
— …вновь, — с заминкой закончил он.
Несмотря на несколько скомканный финал, толпа разразилась аплодисментами.
— Спасибо, друзья мои. — Певец низко поклонился и протянул руку, представляя танцовщицу. — Мы с прекрасной Эллорой от всего сердца благодарим вас. Отблагодарите же и вы нас со своей обычной щедростью.
Кивнул на корзинку, стоящую у сцены, а затем продолжил торжественным голосом: