Владыка башни

Действительно, на верхней губе оказалось пятнышко крови. Временами подобное случалось еще в камере, когда он не слушал, а пел сам. Чем громче была песнь, тем сильнее шла из носа кровь. Или из глаз, как в тот раз, когда он пытался дотянуться до Дальнего Запада через всю ширь океана. «Это цена, которую я плачу, — сказала ему тогда слепая женщина и со значением добавила: — Мы все ее платим за наш дар».

— Ничего страшного. — Ваэлин вытер кровь и, потеряв интерес к табличкам, направился к выходу.

* * *

Два дня спустя показался мост через Соленку. Ваэлин помнил его деревянным. Теперь же его сделали каменным, шире и прочнее. Фургон подкатил к заставе.

— Король любит строить, — пояснил Джанрил, бросая смотрителю мешочек с монетами за проезд каравана. — Мосты, библиотеки, лечебницы… Сносит старые, строит новые. Кое-кто уже именует его Мальцием-Каменщиком.

— Что ж, не самое плохое прозвище, — отозвался из глубины фургона Ваэлин: он опасался, что на окраинах столицы его могут узнать даже с надвинутым капюшоном. «Куда лучше, чем Мясник, Безумец, Интриган или Захватчик… Хотя Янус все это заслужил».

Они въехали на широкий луг, где из года в год проводилась летняя ярмарка. Там уже расположилось несколько других караванов: странствующие артисты, а также разносчики и ремесленники, которые привезли на продажу свой товар. Артель плотников сооружала деревянный помост для турнира ренфаэльских рыцарей. Ваэлин решился покинуть фургон лишь в сумерках. Попытался всучить Джанрилу последние деньги, понимая, что тот все равно откажется, и на прощанье обнял менестреля.

— Зачем вам куда-то идти, милорд? — спросил Джанрил, криво улыбаясь: его глаза подозрительно блестели. — Оставайтесь лучше с нами. Простой народ поет о вас баллады, а кто из благородных обрадуется вашему возвращению? За каменными стенами правят зависть и вероломство.

— Я должен кое-что сделать, Джанрил. Тем не менее благодарю за добрые слова.

Последний раз похлопал музыканта по плечу, подхватил свой мешок и пошел к городским воротам. Рядом тут же возникла Рива.

— Ну? — поинтересовалась она.

Аль-Сорна продолжал шагать молча.

— Между прочим, мы уже в Варинсхолде, если ты до сих пор не заметил, — продолжила девушка, показывая пальцем на городские стены. — У нас договор.

— Скоро, — ответил он.

— Нет, сейчас!

Он остановился, взглянул ей в глаза и мягко сказал:

— Очень скоро я дам тебе ответ. А теперь, если хочешь, иди со мной, а нет — так оставайся. Уверен, еще одна танцовщица Джанрилу не помешает.

Девушка посмотрела на ворота со смесью недоверия и отвращения.

— Мы еще не вошли, а уже воняет, как в нужнике у толстухи, — проворчала она, но последовала за Аль-Сорной.

* * *

В детстве отцовский дом казался ему огромным, величественным замком. Он без устали носился по его залам и окрестностям, воображая себя прославленным героем и размахивая деревянным мечом, нагонявшим ужас на слуг и скотину. Вековой дуб, который распростер ветви над скатом крыши, был великаном: его заклятым врагом, явившимся на приступ крепостных стен. Иногда, с детским непостоянством, Ваэлин превращал врага в друга, и тот баюкал его в своих мощных ветвях-лапах, а мальчик наблюдал, как отец объезжает боевого коня на лугу — примерно на полпути между рекой и конюшней.

За прошедшие годы дом сильно сдал. И не только потому, что мальчик превратился в мужчину. Крыша просела и всем своим видом звала на помощь кровельщика; старая побелка на стенах посерела. Половина окон была заколочена, в остальных не хватало стекол. Поникли даже ветви дуба: видимо, великан совсем состарился. В одном из окон он заметил огонек — одна-единственная искорка на все здание.

— Ты здесь вырос? — удивленно воскликнула Рива.

Пока они шли от западных кварталов к Сторожевой Луке, накрапывавший весь день дождик зарядил всерьез, капли то и дело срывались с края ее капюшона.

— В песнях поется, что ты якобы выбился в люди из самых низов, а тут целый дворец.

— Какой там дворец, — буркнул Ваэлин. — Обыкновенный замок.

Он остановился перед парадной дверью. Одна из служанок — такая полная, смешливая женщина — называла ее «добротной». «Добротная дверь добротного рода». Глядя на позеленевший тусклый колокольчик, Ваэлин задумался о том, сколько людей дергало его за истертую, сиротливо покачивающуюся под дождем веревку. Рядом громко шмыгнула носом Рива. Он вздохнул и позвонил.

Эхо давно отзвучало, когда из-за двери раздался наконец приглушенный голос:

— Уходи! У меня еще неделя! Так постановил судья! Здесь живет великий герой альпиранской войны, и если ты не уберешься, он мигом отрубит тебе руки!

Послышался звук удаляющихся шагов. Ваэлин с Ривой переглянулись, и он позвонил снова. На сей раз ждать пришлось недолго.

— Ну, все! Я тебя предупреждала! — Дверь распахнулась, и перед ними появилась молодая женщина с ведром, вонючее содержимое которого она явно собиралась выплеснуть на незваных гостей. — Недельный запас помоев охладит твой п…

Она замерла, увидев Аль-Сорну, ведро выпало из ее рук, глаза широко распахнулись. Девушка привалилась к косяку, зажав рот рукой.