Теперь он мог видеть всё поле сражения. Строй воларцев был прорван. На правом фланге Норта со товарищи, войдя в раж, разметали вражеский батальон, дважды превосходивший их числом, и соединились с шахтёрами Ультина. Левый фланг всё ещё держался, несмотря на яростные атаки гвардейцев Каэниса. В отдалении, едва видные за дождём, кружились лошади — в битву с воларской кавалерией вступили эорхиль.
— Пробивайтесь к королевским гвардейцам, — приказал Ваэлин Марвену, ухватившись за луку седла, чтобы не свалиться. — Гера, я отправляюсь в город, там мой друг, — сказал он вождю сеорда и пустил коня во весь опор.
Заметив у дамбы какую-то кучу тряпья, он остановился. Бывший пленник, сжимая в руке окровавленный нож, лежал с перерезанным горлом и широко разинутым ртом. На лице мечника застыло выражение безумного ужаса, порождённого песнью.
Из рапортов Харлика Ваэлин помнил, что длина дамбы — три сотни ярдов. Ему же теперь казалось, что она выросла на несколько миль. Он дышал с трудом, чувствуя, как кровь течёт из глаз, носа и рта, пропитывает рубаху под кольчугой. То и дело приходилось сплёвывать и понукать графского жеребца.
Заставив скакуна перепрыгнуть через обломки ворот, Аль-Сорна въехал в город. Копыта застучали по булыжникам мостовой. Везде валялись трупы, дома были разрушены. Потоки дождевой воды в канавах смешивались с кровью мертвецов. Иногда встречались и живые воларцы, бредущие куда-то с помрачённым видом. Угрозы они не представляли. Защитники перегородили улицы стенами: чтобы ехать дальше, приходилось искать в них бреши, проделанные воларцами. Подобные задержки приводили его в отчаяние, потому что песнь гремела всё сильнее.
Не доезжая собора, он вынужден был спешиться. Трупов здесь было навалено так много, что даже боевой конь Марвена отказался идти дальше. Ваэлин пошёл пешком, спотыкаясь о тела, перед глазами стоял туман. Запнувшись в очередной раз, он упал на колени перед трупом молодого парня, из спины которого торчал короткий воларский меч. Мальчишка продолжал сжимать топор мёртвой рукой. «Совсем ещё юнец».
Кое-как поднявшись, Ваэлин побрёл вперёд на звуки боя. И вдруг вышел на улицу, обрамлённую полуразобранными домами. Пять с лишним сотен воларцев брали приступом очередную стену. Врагам уже удалось пробить дыру, возле неё кипел жестокий бой. Кучи трупов громоздились перед стеной. Песнь твердила — она здесь, в самой гуще. «Ну конечно, где же ей ещё быть».
— Мы сами, — услышал он голос Геры Дракиля.
Отовсюду к собору спешили его воины, «много и ещё столько же».
— Да уж, буду очень тебе благодарен, — пробормотал Ваэлин.
Увидев подбегающих сеорда, воларцы в один голос издали стон отчаяния, чем очень позабавили Ваэлина. Долгие мучения под этими проклятыми стенами привели их к гибели от рук свежих бойцов, с которыми им явно было не совладать.
Ваэлин закрыл глаза, звуки боя стихли. «Хватит», — устало попросил он песнь. Ему стало очень холодно.
— Тебе не нужно падать передо мной на колени.
Она стояла перед ним, закинув на плечо ренфаэльский меч, глядела на него сверху вниз и улыбалась. Её меч был покрыт кровью.
— Это тот самый? — спросил Ваэлин.
— Не-а. Тот я так и не нашла.
Муть перед глазами уплотнилась, на какое-то время все почернело. Когда взгляд прояснился, Ваэлин обнаружил, что лежит на спине, а совсем рядом — её глаза, из которых на его перепачканное кровью лицо падают слёзы.
— Я знала, что ты придёшь.
Ему удалось поднять руку и провести по её волосам. «А ты их так и не обстригла...»
— Никудышным братом был бы, если б не пришел. — Он закашлялся, изо рта на подбородок опять хлынула кровь.
— Нет! — закричала она уже откуда-то издалека. — Не надо! Ну пожалуйста, не...
Холод. Абсолютный, неизбывный холод. Он проникает сквозь кожу и кости в самое сердце. Хотя руки и ноги не дрожат, изо рта не идёт пар. Если хорошенько присмотреться, можно увидеть стену. Ваэлин оглядывается, скрип его ботинок громко разносится вокруг. Эхо долго не стихает. Самое долгое эхо, которое ему доводилось слышать.
Это комната. Квадратная, с грубыми каменными стенами и единственным окном справа. В центре — простой стол из потемневшего дерева, его поверхность блестит, хотя нет ни лампы, ни солнечного света. За столом сидит женщина, она смотрит на него испытующе и в то же время сердито. Напротив неё пустой стул.
— Я знаю, кто ты такой, — медленно произносит женщина, её голос порождает новое, необычно долгое эхо.
Ваэлин идёт к столу, но останавливается, услышав далёкий призыв. Словно бы кто-то просит его и плачет. «Кажется, повторяют моё имя?»
— Неужто Токрев сподобился? — Женщина склоняет голову набок и прищуривается. — Нет, вряд ли.
Она темноволоса, молода и красива, в глазах светится злой ум: самое чёрное зло, которое ему когда-либо встречалось. Напоминает тварь, жившую в Баркусе, но по сравнению с этой женщиной тварь кажется теперь не более чем злым ребёнком.
— Кто я, ты знаешь, — говорит Ваэлин. — А кто ты сама?
— Теперь — певчая птичка в клетке, — грустно усмехается она. — Как и ты.