…Впрочем, сомневаюсь, что атомный заряд будет особенно эффективным, если мы спрячемся в нескольких тысячах метрах под водой. Наши СТРАЖИ обеспечивали нам некоторую степень защищённости.
С другой стороны, эти доспехи были пропитаны ядом.
Чем дольше человек находится внутри СТРАЖА, тем глубже в него проникает зараза. Мурасаки и так почти потеряла контроль. Да и Ямато никогда не отличалась особенно крепкой психикой; следовало как можно скорее найти безопасное место и покинуть эти железные махины.
С этой мыслью я совершил ещё один прыжок.
Голубое небо постепенно запекалось, приобретая сперва золотистые, а потом и медные нотки. Море наоборот потемнело и стало напоминать жидкий чугун. Я уже начинал волноваться, когда на горизонте вдруг протянулись очертания побережья.
Наконец-то…
Я ускорился, и вскоре мои огромные железные ноги и ноги Мурасаки впервые за несколько часов опустились на сухую поверхность. Не теряя времени, я подыскал относительно ровную площадку, прилёг, опуская голову на маленький скалистый утёс, прерывавший извилистую линию песчаного берега, и разорвал связь со своим СТРАЖЕМ.
В следующую секунду я обнаружил себя в перевёрнутой кабинке, освещённой единственной красной лампочкой.
Я выбрался со своего кресла и неловко пробрался к аварийному выходу. Затем покрутил вентиль, чтобы повернуть который мне пришлось напрячь все силы, на которые были способны хлипкие ручонки Ямато, открыл проход и полез наружу.
Вскоре в моих ушах стал раздаваться шум набегающей волны; в моё лицо ударил немного прохладный морской ветер.
Я сделал глубокий вдох и осмотрелся.
Я стоял на узком, поросшем редкими пучками травы каменистом утёсе. Прямо у меня за спиной лежала гигантская стальная голова. Слева и справа извивался широкий пляж. Спереди простиралось безграничное море.
Теперь, когда солнце опустилось ещё ниже, последнее стало напомнить подсолнечное масло, покрытое рябью волны. Золотистое светило касалось горизонта и растекалось в длинную дрожащую черту, которая достигала берега и придавала траве, подрагивающей вокруг моих ног, приятный тёплый оттенок.
С минуту я разглядывал прекрасный и пустынный горизонт; затем взгляд мой обратился в сторону, на чёрного титана, который, словно павший великан, лежал на берегу, и на маленькую фигурку, которую едва ли можно было разобраться с этого расстояния.
Я нашёл тропинку, с которой можно было спуститься с утёса на пляж, и неторопливо, невольно позволяя ритму прибоя захватить себя, побрёл в её сторону.
Вскоре фигурка приобрела очертания. Она сидела на самом берегу. Её длинные, изящные ноги в облегающем чёрном костюме пятками зарывались во влажный песок, на который то и дело настилалась морская пенка.
Мурасаки сидела приобняв колени и смотрела на море. Её лицо было бледным как мел в обрамленных длинных чёрных волос. Глаза её были открыты нараспашку и казались совершенно потерянными.
Я посмотрел на девушку и спросил:
— Ты в порядке?
Мурасаки повесила голову, и я услышал, как подушечки её пальцев, тоже облачённые в чёрный костюм, скрипят по коленям.
Шумел прибой.
Наконец девушки приоткрыла губы — самую малость — и прошептала:
— Зачем?..
— Что? — мой голос звучал очень ясно на фоне её собственного.
— Зачем ты меня…
— Спасла? Потому что мы подруги.
Мурасаки вздрогнула всем своим телом. Затем стала покусывать нижнюю губу.
— Я хотела… Собиралась вас убить.
— Знаю.
— Тогда…
— Мне всё равно.
Наконец Мурасаки повернулась и посмотрела на меня с выражением совершенного замешательства.
— Все совершают ошибки, — сказал я.
— Н-но… — Мурасаки всё ещё сидела на месте, но по выражению лица было видно, что душа её мечется, как птичка в горящей клетке. Тогда я опустился возле неё на корточки и осторожно положил руку на её чёрные волосы. Я чувствовал напряжение, которое держало её тело точно в кулаке.
Стараясь сделать настолько нежную улыбку, насколько это вообще возможно, я прошептал тёплым голосом Ямато:
— Всё хорошо.
Мурасаки последний раз вздрогнула, а затем тонкая корочка, которая покрывала её душу, треснула, и на глаза девушки брызнули слёзы; в мгновение ока её лицо растаяло, как у снеговика, стоит только пригреть весеннему солнцу. Мурасаки набросилась на меня, упёрлась личиком в ключицу и заревела как маленькая девочка…
20. побег3
— Всё будет хорошо… Всё в порядке… — приговаривал я нежным голосом, приобнимая Мурасаки, сотрясаемую глухими рыданиями, и нежно поглаживая по спине…
В этой позе мы провели добрых десять минут. За это время солнце ещё немного опустилось, и когда Мурасаки наконец отпрянула, её личико, с алыми глазами и сухими тропинками слёз, озарилось и заблестело в золотистом сиянии заката.