Затем, захватив правую руку человека чуть выше локтя, Акбар сунул его руку в огонь. Крики Санджива прорезали воздух, и он задергался, стараясь освободиться, но Акбар, стоя на месте, продолжал удерживать его руку в ярко горящем пламени. Крики Санджива, усиливаясь, теперь больше напоминали животный вопль. Даже молодая девушка не выдержала этого зрелища.
Внезапно Санджив упал в обморок, и, кроме потрескивания огня, больше ничто не нарушало тишину. Поддерживая обмякшее тело, Акбар вынул обезображенную огнем руку из костра и задрал ее вверх, подержав так немного, чтобы все успели увидеть, прежде чем он положил человека на землю. Затем падишах повернулся, чтобы обратиться к жителям селения. Те, в потрясении от только что увиденного, сбились в кучу, как отара овец, учуявшая волка.
– Я только что явил вам мою справедливость. И ожидаю, что моим законам будут повиноваться, а нарушивший их всегда будет сурово наказан. Вы все виноваты так же, как этот человек. – Он указал на Санджива, который начал приходить в себя и мучительно стонал. – Вы знали,
Через несколько минут все селение запылало огнем. Шакунтала ехала по дороге, ведущей с холма, сидя на лошади позади одного из стражников; на голову ей набросили покрывало, чтобы сберечь ее целомудрие. Салим заметил, что она ни разу не оглянулась и не посмотрела назад на место, которое было ее домом.
Глядя на своего отца, юноша понял, что сегодня он гордится им, как никогда, и невероятно рад быть его сыном и называть себя моголом.
– Он был великолепен. Я никогда не видел, чтобы он вершил правосудие так уверенно и властно. Он был совсем не такой, каким бывает во дворце, где есть неизменные правила и порядок.
Начиная со спасения отцом молодой вдовы-индуски Салим был охвачен воспоминаниями об этом, особенно о том, как его отец не раздумывал, что сказать и что сделать. Вот это и есть настоящая сила.
– Он вмешивается в древние обычаи нашей земли, – холодно сказала Хирабай.
– Но он поддерживает права индуистов. Всего несколько дней назад я слышал, как некоторые уламы критикуют его веротерпимость. Один мулла сказал, что он слышал, что падишах собирался молиться в священном месте индусов в Аллахабаде, в месте слияния рек Джамны и Ганга. Другой жаловался, что падишах, кажется, готов поклоняться чему угодно – огню, воде, камням и деревьям… даже священным коровам он позволяет свободно бродить по своим городам и селениям, а навоз от них…
– Ваш отец поддерживает только то, что одобряет. Он не имеет никакого права мешать обряду сати. Это его не касается.
– Нет, касается. Он запретил его. А жители того селения бросили ему вызов.
– Они повиновались высшей власти – своей вере. Это не ослушание, а обязанность.
Слова Хирабай напомнили Салиму то, что Санджив говорил в оправдание своего поступка, и то, что иезуиты иногда говорили в оправдание деяний своей церкви, которая также казалась варварской. Он промолчал, в то время как Хирабай продолжала:
– Мой народ – и твой тоже – раджпуты, ведали обычай самосожжения сати испокон веков. Много раз, еще будучи девочкой, я была свидетелем тому, как женщины из знатных раджпутских родов отдавали свои драгоценности и другое мирское имущество и с радостью воссоединялись со своими мужьями на погребальных кострах, лелея головы мертвых мужей на коленях, окруженные языками пламени, – и они всегда улыбались, ни разу не вскрикнув.
– Но это неправильно… почему они должны преждевременно кончать с жизнью? Что в этом хорошего?
– Это доказывает их любовь, храбрость и преданность, а также делает честь их семьям. Как я тебе уже говорила, мы, раджпуты, – дети солнца и огня. Мы, возможно, больше других индуистов верим, что пламя способно очищать и облагораживать человека. В нашей истории так бывало много раз, и в последний раз это случилось, когда твой отец осаждал Читторгарх. Когда стало ясно, что наших мужчин ждет неминуемая гибель на поле битвы, раджпутские женщины оделись в самые прекрасные одежды и надели драгоценности, как в день свадьбы. Их лица преображались от славы, которая ждала их, когда они величественной процессией следовали за своей княгиней туда, где был разведен большой костер. Одна за другой они совершили священный обряд джаухар, радостно прыгнув в огонь, который сжег их тела дотла и освободил их дух, чтобы они смогли возродиться как фениксы.