— Во имя Аллаха милостивого предлагаем сдать город, — заорал всадник. — Мы клянемся, что дадим вам уйти с оружием, а жители сохранят свое имущество и честь своих женщин. Те из них, кто захочет уйти, уйдет, и их не тронут. Остальные будут платить джизью, и мы дадим им свою защиту.
— Подставь задницу своему верблюду, мужеложец, пожиратель ящериц, убивающий собственных дочерей! — крикнул словен и ушел со стены. Он исчерпал свои познания в арабском языке, потому как не понимал его вообще. Эту фразу он выучил специально, долго и тщательно полируя все оттенки произношения.
На этом переговоры закончились, и парламентер провел ребром ладони по горлу, показывая часовым на стене всю серьезность будущих намерений. Он поскакал в сторону лагеря. Сказанное было очень обидным, и он оскорбился не на шутку. Началась осада…
Две недели спустя.
Мирный пейзаж, где лагерь был похож на сонное царство, ничуть не напоминал о войне. Шатры бедуинов чередовались с хижинами из веток. Земледельцы из Йемена были более привычны к таким жилищам. Воины скучали. Они собирались в кучки, рассказывая сказки, похваляясь военными подвигами и передавая сплетни, которые успели услышать в Газе и Рафахе.
Молодежь собирала верблюжий кизяк, лучшее топливо, какое только можно придумать для людей пустыни. Воистину, верблюд — бесценный дар Аллаха! Он дает мясо, молоко и шерсть. Он невероятно вынослив и пьет впрок. Ко всему прочему, верблюжий кизяк сух, как песок пустыни. Он почти лишен воды и горит ровным жарким пламенем, согревая хозяина холодными пустынными ночами. А еще, верблюд питается жалкой пустынной растительностью, даже колючками, которыми брезгуют другие животные. И только люди Аравии во всем превосходят верблюдов. Они выносливы, бесстрашны и храбры. А новая вера, что зажглась в их сердцах, потушила страх смерти, сделав ее желанной. Ведь тот, кто погибнет, воюя за ислам, попадает прямо в рай. И там уж точно будет лучше, чем здесь, на заросшем тростником топком берегу нильского рукава.
Дни тянулись за днями. Испытанные воины, привыкшие месяцами ждать, когда из ворот крепостей выйдут на бой оголодавшие неверные, учили уму разуму молодежь, пришедшую в свой первый поход. Тем не терпелось пойти в бой.
— Да ты на стены посмотри, дурья твоя башка, — снисходительно говорил прокаленный солнцем воин, щуря окруженные сеткой морщин глаза. — Дерева нормального тут нет, лестницы делать не из чего. Неверные даже дома вокруг пожгли. Сразу видно, что они толк в войне знают.
Он подкинул еще кизяка в костер, отчего тот снова разгорелся, жадно накинувшись на новое топливо. Яркие языки пламени осветили лица воинов, пристально вглядывающихся в огонь. Что еще делать поздним вечером, когда вот-вот уже спать? Смотреть на огонь и болтать. Больше и нечего, ведь ночи в это время темные и совсем нежаркие, пробирающие порой до костей. Да и ветер, дующий с моря, изрядно холодит по утрам.
— В Газе говорили, что префект Святослав мальчишка еще, — вопросительно смотрел на него воин. — У него вроде бы даже борода еще не растет.
— Тут воины бороды бреют, — пояснил старший. — Неверные, что с них взять. Муж и без бороды — это ведь позор немыслимый. Аллах накажет их за это. Давай спать!
— А долго нам еще так сидеть? — спросил молодой, подсовывая под голову свой хурджун с немудреным добром.
— Да пока неверные все припасы не съедят, и на бой не выйдут, — сонно ответил старший. — Мы под Иерусалимом так четыре месяца сидели, пока сам халиф не приехал. Вот это скука была!
— Да тут тоже невесело, — разочарованно сказал юноша. — Я думал, здесь будут сражения, добыча и бабы! А тут пустыня, мутная река и море.
— Успеешь еще навоеваться, — рассудительно сказал воин, перевернувшись на другой бок. У него под головой было седло. Воин услышал какой-то хрип и переспросил. — Чего сказал?
Он так и не дождался ответа, а перевернувшись обратно, грязно выругался. Стрела, пущенная навесом, ударила заснувшего мальчишку прямо в висок. Он так и умер во сне, с мечтательной улыбкой на губах, представляя себе сражения, горы добычи и визжащих под ним баб…
— А, демоны! — выругался воин, который рывком сбросил мертвое тело с хурджуна и поднял суму, набитую тряпьем, над своей головой. И вовремя, потому что в нее незамедлительно воткнулась еще одна стрела.
Лагерь вмиг стал похож на разъяренный улей. Воины вскочили, схватив оружие и встали по родам. Щиты на руке подняты вверх, чтобы закрыться от смерти, летящей с неба. Всадники седлали коней, чтобы погнаться за тенями, которые ушли в сторону реки.
— Стой! — орали вожди. — Куда? Там засада! Вас перебьют из тростника!
Всадники, которые понемногу приходили в себя, уводили своих четвероногих друзей подальше от пустыни, ведь несколько коней были ранены и теперь жалобно, с укоризной смотрели на своих хозяев. Вожди были опытными воинами, а потому лучники-нубийцы, притаившиеся в зарослях на берегу реки, разочарованно сплюнули и поплыли на другой берег, толкая веслом узкие травяные лодчонки. Они придут сюда завтра…