Владыка подземных недр

Збышек посмотрел на Ольгерда. Тот пожал плечами и скрылся внутри. Сперва показалось, что в башне было еще холоднее, чем снаружи, но потом лицо Збышека ощутило теплое дыхание далекого очага.

Под низкой притолокой они прошли в пустую залу с высокими и узкими, как в храме, окнами, под которыми намело сугробы. У дальней стены прямо из плит росло могучее дерево – пробивало перекрытия между этажами и скрывалось где-то наверху. Оттуда медленно падали снежинки. Из залы налево и направо уходили сводчатые галереи.

Збышек выбрал правую и не прогадал – воздух еще потеплел, под ноги легли ступени, в конце прохода заплясали огни. Послышалось тихое пение, и вскоре предстала комната, полная людей. Видно, в былые времена здесь находилась кухня: с балок свисали связки сушеных яблок, головки чеснока и малиново-красные ягоды, которых Збышек не узнал. Горел круглый очаг посреди, сложенный из обработанных валунов; вокруг сидели несколько мужчин и женщин. Кто ел, кто пил, кто играл в гости. Мужчины были одинаково грязные, чёрные от каменной пыли, с кайлами и обушками за поясами; женщины – немолодые, неладные, в латаных-перезалатанных одеждах.

От очага тянуло жаром; пахло потом, козами, свиньями и печеной репой; шкворчало сало в чугунке. Каменный пол заложили соломой, а у стен застлали кожухами. Еще несколько коридоров вели из бывшей кухни в комнаты поменьше, откуда доносились женские голоса и детский плач.

При появлении гостей пение смолкло. Десятки глаз повернулись, как по мановению руки, и уставились на Збышека и Ольгерда.

– Добре вам, панове, – сказал Збышек негромко и поклонился во все стороны, не понимая, кто тут господин твердыни и есть ли вообще. – Пустите на постой рыцаря и его слугу?

Эта обманка придумалась сама собой: Ольгерд даже в рясе казался выше и статнее любого человека; а по бородатой роже Збышека было видно, что благородных кровей мимо его отцовского дома не протекало. Ну чем не рыцарь и слуга? Благо Ольгерд и в самом деле давал клятву служения Ордену, пускай и несчетное число зим, лет и весен тому назад.

Жители твердыни так и не ответили Збышеку, только несколько человек подвинулись, освобождая место у очага. Збышек с наслаждением уселся в мягкое сено, и вскоре ему сунули в руки тарелку с дымящимися шкварками и куском житного сухаря. Ольгерд прошел в дальний угол, и встал там, не снимая капюшона, не показывая своих длинных, как паучьи лапы, рук. Напряжённый, настороженный и вместе с тем бесконечно далёкий ото всех людей – он застыл там и, как показалось Збышеку, стал одним целым с камнем стен.

Збышек не заметил, как все съел, и теперь выскребал деревянной ложкой дно, где по красной глине нарисовано было чёрное солнце. Мужчины снова негромко запели. Песнь была старая и жестокая – о карле, владыке подземных руд, который превращал жадных людей в золотые статуи. Збышек разомлел от тепла и еды, и разум его таял, подобное кусочку масла, и мерещился тот самый карла в тёмном углу.

Или карлица?

Вечер промелькнул, будто его сморгнули, и тяжелый, каменный сон укрыл Збышека ото всех невзгод.

***

Первым, что увидел он на следующее утро, сладко потянувшись на сене, оказалась бородатая, с прямоугольными зрачками рожа козы.

– Бя-я-я! – сказала она, на что с разных сторон ей посоветовали сдохнуть.

Коза совету не последовала и продолжила голосить. Следом поднялась пожилая женщина и принялся греметь чаном над очагом. Стали подниматься и мужчины: брать лопаты, обушки, надевать кожаные шлемы. Сунули шлем да лопату Збышеку, и сонный, раздражённый поплёлся он со всеми из твердыни, грызя на холоде богомерзкий козий сыр.

Путь лежал по заснеженному склону к штольне неподалёку. Главный ее проход, широкий и чисто выметенный, чёрным зевом уходил в гору и ветвился там подобно корням дуба. Штреки пересекали друг друга, уводили вверх и вниз сквозь скальную породу. На досках-обополах, подпиравших своды, висели каганцы и тускло светили на грубо обработанные стены. Гулко отдавались шаги горняков, гулко капала вода с соляных малышей-сталагмитов, и где-то все дальше, все тише гудел колокол у входа в штольню, возвещая начало рабочего дня.

Збышека, конечно, поставили на самую тяжёлую и неблагодарную работу: лопатой он собирал руду в корытца, а потом нес через всю сеть проходов наверх. Забой его так далеко ушёл в каменный хребет, что путь отнимал уйму времени и сил. Темно было там и жарко. Мокрые, чёрные, будто вылепленные из сажи, колупали проходчики скалу: кайлом с острыми зубцами – твёрдую, а обушком с затупленным концом – ломкую и мягкую. Тут же откатчики лопатами сгребали обломки в деревянные корытца, а возчики несли корытца в главную штольню. У входа в шахту, пока светило солнце, каменное крошево разбирали на пустую породу и рудную, и рудную грузили на вереницу коз, а пустую сваливали в отвал за гребнем горы.