Владыки Мегамира

Головастик помчался мимо, лишь развел жвалы, готовый если не вступить в бой, то хотя бы куснуть врага. Кася с отвращением вспомнила еще одного спеца со Станции, тот с горящими глазами рассказывал ей с жаром про особенности схваток богомолов. Мол, побеждает всегда тот, который хоть на микрограмм тяжелее, крупнее. Тут же съедает целиком и полностью, выплевывая лишь шипы и когти. Сбоев не бывает, богомолы почти идеальные машины с постоянно работающим компьютером в голове, причем — по единой программе. Но однажды был поставлен опыт, в банку запустили двух, примерно одинаковых по размерам, богомолов, после короткой схватки сильнейший убил и сожрал противника. Тут же в банку запустили еще одного — намного меньше. Этот, завидя амбала в полтора раза крупнее себя, сперва пугливо бегал от гиганта, а когда убедился, что тот его не трогает, осмелел, подобрался ближе, напал, победил сытого противника, тут же сожрал... и подох от обжорства. Этот бионик, Дмитрий Назарук, визжал от удачно поставленного опыта, изящного, как он определил его сам, не замечая, что у бедной Каси желудок поднялся к подбородку.

Она вздрогнула от страшного свистящего шепота:

— Всем застыть!

Головастик и Хоша мгновенно поджали лапы, дим слился с землей, а Буся распластался на лбу ксеркса. Семен и Кася замешкались, химик кое-как прижал девушку к спине дима, не давая ей отбрасывать тень. Кася негодующе зашипела, Семен ответил успокаивающе:

— Тихо-тихо! Хозяин знает, что вакке делать.

— Какой вакке? — зашипела она. — Причем здесь вакка?

— Ш-ш-ш-ш-ш!

Кася лежала неподвижно, глаза были на уровне матового хитина. Совсем близко ползла крохотная мошка, совершенно прозрачная, внутри ее спиралью завивались желтые соки. Поблескивали крылышки, хотя такой крохе можно и без крылышек, воздух для нее плотнее, чем вода для человека в Старом Мире.

Мошка на глазах потемнела, приняла темную пигментацию, а когда переползла на красную часть, чернота с той же скоростью начала уступать россыпи красных точек, из которых состояла вроде бы сплошная краснота панциря.

Кася вздрогнула, от злого голоса прямо над ухом:

— Не дышать!

Она поперхнулась от возмущения. Семен уже свирепо пучил глаза. Здесь можно продержаться минут десять, а в сыром воздухе — втрое больше. Но что за дикость, почему...

Все еще держа дыхание запертым, она подняла голову. В синем небе блеснула цветная искорка. Кася решила, что почудилось, но следом ярко сверкнуло красным, оранжевым, даже зеленым. Там могли блестеть крылья огромного джампа!

Влад и его звери лежали неподвижные как камни. Влад держал арбалет наготове, пялил глаза в сине-зеленый туман вверху. Джамп пронесся чересчур высоко, всадник полагался больше на нюх, чем на зрение. Семен и Кася уже побагровели, задерживая дыхание, на ушах Каси потемнели кончики, начали загибаться вниз — первый признак асфиксии.

Влад хлопнул Головастика, тот мгновенно подхватился, лишь Хоша лежал распластавшись — заснул. Семен с шумом выпустил воздух, едва не сметя ураганом деревья на милю впереди, его грудь опала, приклеилась к спине, снова раздулась как у индийского петуха при виде новенькой курицы.

Кася выпустила воздух, стараясь проделать как можно незаметнее, спросила высокомерно:

— Можно не прятаться?

Они промчались по влажной земле, часто ныряя под навесы толстых листьев, которые напоминали Касе стеганые одеяла. По структуре, конечно, ибо по размерам походили больше на крыши цирков. В такие минуты путешественники попадали в полную тьму — казалась полной при внезапном переходе от яркого света, — но лишь Кася и Семен то щурились, терли кулаками слезящиеся глаза, то таращились, стараясь рассмотреть что-либо кроме плавающих во тьме пятен. Головастик, похоже, вовсе пренебрегал такой мелочью, как перепады света. Запахи надежнее! Ну, а варвар и Хоша, те словно бы вообще знали, что ждет впереди. Варвар рассеянно чесал Бусе горбатую спинку, а маленький зверушка, понежившись всласть, затем скакал по плечам варвара, деловито обследовал кожу, совал тонкие пальчики в уши, тряс, искал клещиков, скреб коготками спину Влада.

Под широкими листьями, где свой мир и свой климат, одни звери сонно шарахались от свирепо врывающегося закованного в непробиваемые латы хищника, другие едва шевелились, третьи вовсе не двигались, словно замороженные. Кася брезгливо дергалась, хваталась за Семена. Белесые, с тонкой увлажненной кожей, эти звери могли выжить только в сыром неподвижном воздухе, где от взвешенных водяных шариков воздух больше походит на разреженную воду.

Головастик не утерпел, на бегу полоснул жвалами зверя вдвое крупнее себя. Кася ахнула: острые серпы рассекли огромное тело с такой легкостью, словно стальной капкан перекусил застывший студень!

Ксеркс повеселел, даже приподнялся на бегу, тут же на голову Каси навалилось мягкое, горячее. Ракетница царапнула за опустившийся лист, прогретый солнцем, Головастик без команды бросился в сторону, пробежал вдоль края листа, часто зацепляя направляющими трубами за ворсистую крышу, раздраженно лязгнул жвалами и побежал назад.