Владыки света

Толпа, собравшаяся у Га-Котель, Западной Стены, с заходом солнца ничуть не поредела. Пасха — это всегда такое время, когда и мужчины, и женщины гуляют от восхода до заката. Сотни листков бумаги с молитвами каждый час вставлялись в щели между камнями, затем собирались и сжигались, дабы прямая линия связи с Богом не оказалась перегружена запросами. Трава иссопа, собирающая в этих же щелях росу, безжалостно вырывалась. За барьером, что отделял паломников от туристов, бормотали и шептали молитвы. По другую же его сторону то и дело попадались лоточники, уличные торговцы и нищие, цеплявшиеся ко всем и каждому ради «пожертвования» на святое дело — помощь им самим. Даже в высшей степени ортодоксальные хасиды, облаченные в свои широкополые шляпы и толстые черные гамаши, курили и закусывали, невзирая на официальные правила, воспрещавшие подобное осквернение этого святого места.

Давидова диатриба ^[19]не была совсем уж безумной, поскольку многие ультраортодоксальные евреи верили, что приход Мессии будет обусловлен столь необычным предзнаменованием, как рождение в государстве Израиль рыжей телицы. Кое-кто под конец Давидовых излияний стал внимательно слушать и кивать. Насколько же нужно быть не в себе, чтобы посвятить всего себя рыжей корове? Что удивительно, мудрецы так и не удосужились заглянуть в самую суть, так почему бы не попытаться сумасшедшему?

Как ни странно, это место, почитающееся в иудаизме священнейшим, не является священным само по себе, да и «Стена Плача» не есть его настоящее название. Это массивное сооружение из золотистого известняка высотой около шестидесяти футов представляет собой все, что осталось от разрушенного римлянами Храма. Потому его правильно называть Западной Стеной, и священен именно Храм, а не скрытая в глубинах его фундамента подпорная стена. Евреи обращаются здесь с молитвой к Святая Святых, невидимому объекту поклонения, что находился рядом с Западной Стеной — комнате, куда мог входить только первосвященник и только раз в году. Безжалостно сровняв Храм с землей, римляне принялись взимать с обездоленных евреев плату за посещение руин, и свидетели того, как эти мужчины и женщины плачут над некогда увенчанным мраморными колоннами и воротами из золота и серебра местом,превращенным теперь в пустошь, дали ему название Стены Плача. Если вы еврей, вы никогда не станете употреблять это в чем-то оскорбительное название.

Молящиеся здесь движимы надеждой и памятью, но двухтысячелетний плач длится и по сей день. «Из-за того что стены наши рухнули», — заводит раввин; «Мы сидим здесь, и мы плачем», — отвечают ему молящиеся. Особо выделяется в этом отношении летний месяц as, месяц, когда рухнул Храм, но слезам неведом календарь. В отличие от Иерусалима крестоносцев и впоследствии Иерусалима арабского, когда доступ евреев к Западной Стене обычно ограничивался одним днем в году, в Иерусалиме израильском она открыта каждому круглый год.

Как и у многих шизофреников, взгляд Давида был трудноотличим от взгляда пророка, заставляя задуматься над тем, как схожи порой видения святого с болезненными галлюцинациями. Существенное различие состояло, пожалуй, в том, что Давида переполнял страх, который только и мог пробиться сквозь оболочку его сознания, принимая форму религиозного бормотания:

— Я говорю языками ангельскими и человеческими, вы, лицемерные мешки с гноем, вы, отбросы, столь любимые Богом, что Он сожжет вас заживо, прежде чем увидит, что вы сбились с пути!

Это проявление иерусалимского синдрома никто не удостоил серьезным вниманием. По большей части Давид был объектом легкого подозрения, так как полиция знала, что проходящие под Стеной многокилометровые пещеры — излюбленная цель фанатиков. Над этими ходами стояла мечеть аль-Акса, и, хотя территория Храмовой горы тщательно патрулировалась арабской и израильской полицией, слухи о том, что где-то в этих пещерах спрятаны сокровища Соломона, Моисеевы скрижали, а то и сам Ковчег, не умирали никогда. Слушатели такого сумасшедшего Давида того и гляди ринутся толпой откапывать оскверненные мусульманским присутствием святыни, а он тем временем как-нибудь ночью подложит в пещеру бомбу, чтобы взорвать мечеть.

Добрый десяток религий, если считать и древние, выдвигал на это место свои притязания, преимущественно кровавого свойства. Непосвященному не под силу было разобраться в тех верованиях, что противоборствовали в толпе, к которой приближались Соломон, Майкл и Сьюзен. Они остановились в сотне футов от территории, где женщинам предписывалось покрыть голову платком, а мужчины-евреи надевали тефиллин ^[20]и выслушивали наставления доброхотов насчет того, как следует читать молитвы.

— Зачем мы здесь? — спросил Майкл.

Соломон поднял руку.

— Подожди.