Какое-то время в быстро сгущавшихся сумерках ничего не происходило. Затем непонятно откуда послышалось странное гудение. Один из хасидов, мальчик, все еще носивший шорты и черные гетры, означавшие, что он пока не прошел
Танцуя, мальчик несколько раз встал на руки, затем его взгляд, сделавшись стеклянным, обратился вверх. Майкл услышал слева от себя негромкий звук кларнета, вслед за которым вступил и весь оркестрик уличных клейзмеров. Мальчик стал понемногу приходить в неистовство, широко размахивая руками. Он то ли молился, то ли призывал остальных хасидов присоединиться к общему праздничному танцу.
Лицо Соломона потемнело, он покачал головой. Люди стали хлопать в ладоши, гудение усилилось, и вдруг оказалось, что вокруг мальчика собралась целая толпа.
«Что происходит?» — спросила Сьюзен, но старый раввин развернулся и принялся хватать за руки людей, привлеченных танцем. «Нет, стойте, не ходите туда», — говорил он. Некоторые послушались, но большинство людей удивленно смотрели на него и отшатывались.
Небо было ясным, и Майклу было видно, как на нем появляются первые звезды, однако внимание его было сосредоточено совсем на другом — над головой танцующего мальчика возникло поначалу едва заметное бледное голубоватое свечение. Взгляд мальчика стал еще более исступленным, и он принялся скакать и кувыркаться подобно одному из тех средневековых юродивых, что разбрызгивали паучий яд, танцуя бешеную тарантеллу. Увидев, что сияние становится все ярче, Майкл потянул Сьюзен прочь.
— Смотри, как красиво, — пробормотала она, упираясь.
— Слушай, то же самое я видел, когда ездил с Юсефом, — принялся увещевать ее Майкл, но сотенная толпа, собравшаяся вокруг мальчика, принялась кричать так громко, что он не был уверен, услышала ли Сьюзен его слова.
— Не надо, вернитесь! — взывал Соломон ко всем, кто мог его слышать, но сияние все больше разрасталось в размерах, стало ярким, завораживающим, а воздух, в котором продолжал висеть гудящий звук, освежился теперь прохладным ветерком, трепавшим платки женщин и волосы тех немногих мужчин, что были с непокрытой головой. Танец охватил всех присутствующих, а оркестрик, побуждаемый присоединиться к ритму, переключился с местечковых мелодий Польши и России на «Хасидский рок», знакомый всякому ездившему в такси по Виа Долороса. [22]
— Так недалеко и до беды! — прокричал Майкл Соломону.
Странным образом они оказались единственными, кто не присоединился к веселью, охватившему теперь все пространство за барьером, даже стариков, оставивших свои молитвенные поклоны у Стены и хлопавших вместе с остальной толпой.
— Нам нельзя уходить! — прокричал в ответ Соломон. — Но нужно найти какое-нибудь укрытие.
Он указал на два сводчатых проема, видневшихся слева от мужской половины, и потянул Майкла за собой.
— А как же Сьюзен? — запротестовал Майкл.
Ее ни за что не пустили бы за барьер. Соломон, вняв напоминанию, выбрал другой путь спасения — через пещеры. Втроем они принялись протискиваться сквозь толпу, не такую плотную снаружи; ускорив шаг, они нырнули в темный ход рядом со Стеной, где было несколько крутых ступенек, ведущих вниз, в собственно тоннели.
— Стойте здесь, — не повышая голоса сказал Соломон, впервые слышимый без крика.
Когда Майкл и Сьюзен обернулись, чтобы посмотреть на площадь, они опешили. Танцующий мальчик был теперь не виден, так как сердцевина толпы, человек, наверное, пятьсот, сплелись вокруг него в плотный узел, образовав единый раскачивающийся, истерический организм. Женщины и мужчины кричали что-то на исковерканном иврите; организм принялся кружиться в луче света, полностью охваченный его сиянием.
Со стороны это выглядело чем-то вроде странного веселящегося сообщества, вот только не всем удавалось удержаться в хороводе. Сначала какая-то старушка, затем двое детей споткнулись и упали. Слившиеся воедино тела не остановились, пройдя прямо по упавшим, и их крики утонули в звуках «Хасидского рока». Майкл содрогнулся и прижал к себе Сьюзен.
— Нужно было увести тебя отсюда, — прошептал он.
— На это не было времени, — ответила она, не в силах оторваться от зрелища.
Толпа, напоминавшая многоголового монстра, теперь вопила. Еще несколько человек упали под ноги танцующим, но гипнотизирующий свет влек их еще сильнее. Майкл почувствовал, как у него забилось сердце, не столько из-за ужасного зрелища, сколько от страха быть вовлеченным в происходящее. Луч света стал еще ярче, он выглядел так, как каждый человек представляет себе Божий свет, и Майкл понял, почему в преддверии смерти люди испытывают муки, если не могут войти в свет и сбросить ношу земной жизни. А здесь был свет, который не нужно было отвергать, — невозможно было отвергнуть — и масса тел продолжала танцевать, невзирая на кровь у себя под ногами.
Соломон, казалось, читал мысли Майкла.