— Все справки наведены.
— Ну, и что же?
Хозяин бюро конфиденциально к уху наклоняется:
— А вот что, monsieur! Если вам с этим господином придется когда встретиться, — бегите.
— Как? — говорю. — Бежать? Почему?
— Такие, — говорит, — сведения.
— Какие сведения?
— Подозрительная личность. В высшей степени подозрительная личность.
— Понимаешь, — стою, как бревном по башке звезданули.
А хозяин бюро, подлец, еще к уху наклоняется.
— По всей справедливости, — говорит, — с вас, monsieur, еще бы сто франков, по меньшей мере, следовало. От этакой опасности вас спасли, об этакой подозрительной личности предупредили!
Хотел ему в ухо дать. Но прямо в ту пору не знал, что делать. Выхожу из бюро этого, подлого, и у самого мысль: «А на самом деле, может быть, этот Тюбейников-то жулик?!! Не встретиться бы!»
Понимаешь, с ума сходить начал!
Что я? Не разберу. Честный человек или впрямь подозрительная личность? Нет ты объясни мне, что это значит?!
— Положение твое действительно затруднительное. Но объяснить ничего не могу. Сам знаешь: я в этих ваших предприятиях, группах — ни бельмеса. А вот что! Есть у меня знакомый. Г. Каталажкин. Маг и волшебник по этой части. Может, к нему пойдем? Может, он объяснит? Да ты не плачь!
И мы пошли с убитым приятелем к г. Каталажки ну.
V
Наполеон
Г. Каталажкин жил в отеле «Континенталь», в угловом отделении на две улицы, где вообще останавливаются самые высокопоставленные особы.
Когда мы спросили:
— Г. Каталажкин дома?
Швейцар, на что гражданин республики, и тот, как самый урожденный лакей, картуз с головы сорвал и на отлет отставил:
— Вам удача, messieurs! Monsieur le prince как раз в эту минуту дома и изволят принимать!
И, позвонив лакея, приказал:
— К monsieur le prince!
Лакей довел нас до первой площадки и передал другому лакею:
— Проведите к monsieur le prince!
С лестницы, навстречу нам, спускался толстый господин с оскаленными зубами.
При виде его Тюбейников вострепетал.
— Мой!
— Кто твой?
— Капиталист!
Услыхав, что лакей сказал: «к monsieur le prince», капиталист с изумлением оглядел Тюбейникова.
Словно хотел сказать:
— Такая шишгаль с такой особой может иметь дело?!
Так красноречив был его взгляд!
В коридоре второй лакей передал нас третьему, а четвертый лакей, отворив нам дверь в отделение, с благоговением сказал:
— Пожалуйте. Monsieur le prince приказал вас принять!
Г. Каталажкин, в сереньком костюмчике, бодрый и необыкновенно подвижный, в первую минуту нас словно и не заметил.
Он «отпускал» трех французов. Все были толсты. У всех зубы оскалены. И все похожи на капиталистов.
Одному сказал:
— Можете смело ехать в Петербург. Граф предупрежден о вас и вашем деле!
Другому:
— Князь обещал оказать вам содействие. Я получил от него письмо.
Третьему:
— Ваше дело отлично. Барон заинтересован.
И когда они, пятясь и кланяясь, стеши удаляться к двери, обратился к нам:
— Messieurs!..
Таким тоном, что выходившие могли думать, что мы приговорены к смерти и явились умолять г. Каталажкина:
— Дозвольте нам жить!
Как только дверь за капиталистами закрылась, г. Каталажкин вдруг превратился в отличнейшего малого и воскликнул:
— Очень рад! Очень рад, господа! Садитесь. Курите. Как дома!
— Вот позвольте познакомить вас с моим другом Тюбейниковым.
Г. Каталажкин заглянул на него с любопытством:
— Слышал… Это вы и есть подозрительная личность?
Тюбейников подскочил на месте:
— И вы слышали?
Г. Каталажкин расхохотался самым откровенным образом:
— Весь деловой Париж про вас знает! Вас даже принимают за немецкого шпиона.
Тюбейникова чуть не хлопнул удар. Но я прервал г. Каталажкина:
— Позвольте, monsieur Каталажкин. чтобы мой друг сначала изложил вам свое дело.
Пока Тюбейников рассказывал свои злоключения, г. Каталажкин улыбался, покачивал головой, а когда речь зашла о том, как мой друг сам о себе в сыскном отделении справки наводил, г. Каталажкин уж откровенно расхохотался:
— Сведения не совсем точные. Этот мошенник хозяин бюро плохо справлялся. Мнения о вас разделились. Одни считают вас… Позволите говорить прямо?
— Пожалуйста!
— Одни считают вас… pardon[9]
, это не мое мнение… просто-напросто идиотом.— Ну, это еще слава богу.
— Другие — авантюристом и мошенником.
— О, черт!
— А третьи принимают даже за революционера.
— Что?!
— Ну да! — преспокойно пожал плечами г. Каталажкин. — По мнению французов, русский, говорящий о законах, — революционер.
Г. Каталажкин снова с удивлением пожал плечами:
— Положим, что к вам является человек, ну, хоть из Франции. И говорит, что в его стране бегают страусы. За кого вы его сочтете? За кого?
— Ну, за враля.
— Вот, видите! Людей на грабеж приглашаете и говорите о законах. Своевременная тема!
Тюбейников даже вскочил со сжатыми кулаками:
— Как на грабеж?! Когда я своих 300 тысяч вкладываю!
Но г. Каталажкин спокойно ответил, только несколько отодвинулся:
— Во-первых, потрудитесь разжать кулаки. Дело гражданское. А во-вторых, вам самое лучшее ехать домой.
Г. Каталажкин посмотрел на Тюбейникова уничтожающим взглядом:
— Ну, какой вы есть продавец своего отечества? И кто у вас отечество купит?
Он с чувством собственного достоинства ударил себя в грудь: