Власов против Сталина. Трагедия Русской освободительной армии, 1944–1945

Можно подытожить, что советские солдаты, находившиеся в руках немцев, все без исключения были людьми, объявленными вне закона своим правительством лишь потому, что они позволили себя пленить вместо того, чтобы умереть в бою [296]. И именно эти миллионы красноармейцев, которые своими действиями, желая или не желая того, повернулись к советскому режиму спиной, т. е. потенциальные союзники немцев, были подвергнуты ужасам и страданиям плена, которые частично объясняются крахом транспортной системы на восточном театре военных действий, но должны были иметь и другие важные причины. Ведь иначе было бы непонятно, почему именно условия в лагерях военнопленных в Генерал-губернаторстве [оккупированной Польше. – Прим. пер.], где не было значительных транспортных проблем, и даже в лагерях на территории рейха имели губительные последствия [297].

Тем временем любое освещение вопроса об обращении с советскими военнопленными в Германии должно было исходить из фундаментального факта непризнания Советским Союзом как Гаагских конвенций о законах и обычаях войны 1907 года, так и Женевской конвенции 1929 года. Международный комитет Красного Креста также считал это обстоятельство решающим и разъяснил, что вследствие этого Германия в отношении Советского Союза не была связана данными договорами. Если на этом фоне попытаться внести ясность в причины судьбы советских военнопленных до весны 1942 г., то выявляются прежде всего три момента. Во-первых, техническая невозможность, особенно в зимний период, соответственно обеспечить миллионную массу советских солдат, во многих случаях попавших в плен уже в смертельно изможденном состоянии. Во-вторых, целенаправленные акции уничтожения, предпринятые оперативными группами охранной полиции и СД, жертвами которых в первое время становились – хотя и далеко не в таких масштабах, как утверждается – «нетерпимые элементы», т. е. в первую очередь неугодные в политическом и расовом отношении, среди которых и представители народов Средней Азии и Кавказа, очень часто именно непримиримые противники советского режима, которые расстреливались из-за своей, порой чужеродной, внешности как символы большевизма, неверно трактуемого как «азиатский» или «монгольский», или просто потому, что они были обрезаны [298]. И, наконец, действия или бездействие, наблюдавшиеся хотя и в меньших масштабах и в конкретных случаях трудно доказуемые, которые основывались на политическом ослеплении или человеческом равнодушии многих немцев и, конечно, многих военнослужащих вермахта.

Оценки числа красноармейцев, погибших в немецком плену в результате голода, эпидемий или насилия, далеко расходятся. Число «десятки тысяч» или даже «сотни тысяч», называемое по прозрачным мотивам в советских публикациях [299], при этом столь же несостоятельно, как распространяемое прежде всего в западногерманской публицистике число 3,3 миллиона или даже называвшееся совсем недавно также завышенное число – 2,525 миллиона [300]. Критический анализ неисследованного оригинала «Отчета о местонахождении советских военнопленных по состоянию на 1.5.1944 г.», составленного Верховным командованием Вермахта [301], и других документов приводит к результату, что число погибших в немецком плену советских солдат могло составить около 2,1 миллиона – по сравнению с 1,110–1,185 миллиона немецких пленных, умерших в Советском Союзе в основном уже после завершения войны. Основной причиной массовой смертности должна была быть техническая несостоятельность, но, в определенном объеме, как говорилось, и злая воля или, по крайней мере, недостаток доброй воли. Как ни оценивать эти явления, в одном нет сомнения: для сталинского режима то обстоятельство, что в немецком плену погибли более 2 миллионов советских солдат, объявленных «дезертирами», «изменниками» и «преступниками», могло быть только на руку. Ведь, поскольку вести о положении в немецких лагерях военнопленных со скоростью ветра разнеслись по Красной Армии и в тылу, советская пропаганда получила теперь убедительный аргумент, чтобы удерживать советских солдат от сдачи в плен немцам. Ущерб, нанесенный высокому поначалу престижу немцев обращением с советскими военнопленными, больше нельзя было полностью возместить даже тогда, когда условия в лагерях военнопленных после зимы 1941/42 гг. начали улучшаться и вскоре стали терпимыми.