Власов против Сталина. Трагедия Русской освободительной армии, 1944–1945

А то, что советские военнопленные с начала 1945 г. в целом проявляли большую осторожность, можно пояснить на основе опыта майора Теникова и лейтенанта Агеенкова, которые по поручению РОА проводили вербовочные акции среди зенитных групп в Штутгарте и Швайнфурте (21-я зенитная дивизия) [347]. Например, лейтенант Агеенков, деятельность которого распространялась на тяжелые батареи, легкие зенитные дивизионы и прочие подразделения зенитной группы в Швайнфурте, нашел материальное положение здешних военнопленных в целом сносным и частично хорошим, но в отдельных случаях был вынужден изложить и обоснованные жалобы [348]. Во всяком случае, всюду, где немецкие шефы батарей и прочие командиры подразделений заботились о материальном благополучии подчиненных им военнопленных и нашли подходящий тон в обращении с ними, те проявляли отзывчивость и заинтересованность политическими вопросами. Поэтому рассказы Агеенкова о прошлом большевизма, о политических целях Пражского манифеста и задачах Освободительной армии воспринимались тогда с большим вниманием и, как вытекало из задаваемых по ходу вопросов, в целом одобрительно. Но лишь меньшинство последовало первому призыву о вступлении в Освободительную армию. Военнопленные проявляли заметную боязнь сменить свой нынешний статус и знакомые им условия на столь неопределенную теперь судьбу солдата РОА, искали отговорки и ссылались на то, что они и как военнопленные на службе в немецкой зенитной артиллерии вносят свой вклад в общее дело и тем самым – в освобождение своей Родины [349]. Немецкий командир 953-го легкого зенитного дивизиона зенитной подгруппы в Швайнфурте майор Ламмерер выразил в своем донесении мнение о необходимости повторной и более усиленной пропандистской акции [350]. Тем временем, и проведенная в марте 1945 г. вербовочная акция не смогла вырвать военнопленных из их летаргии, хотя использовался весомый аргумент, что для них – как презренных «изменников» и «дезертиров» – и без того больше не существует простого возврата на родину. Вербовка РОА подчас наталкивалась на препятствия не только среди военнопленных. Офицеры-вербовщики, в большинстве своем политически сведущие пропагандисты из учебного лагеря Дабендорф, не без задней мысли порой распространяли свою деятельность и на военнослужащих нерусских добровольческих частей вермахта, которые в целом не желали идти под русское командование, а предпочитали оставаться в своих национальных легионах, организованных по земляческому принципу. Так, в отдельных случаях чрезмерно ревностные «офицеры РОА, угрожая военно-судебными последствиями, называли дезертирами и принуждали оставаться в РОА» туркестанцев и кавказцев, не желавших служить в РОА [351]. Точно так же издавались форменные приказы о призыве и подчас предпринимались попытки использовать вербовочные методы, которые – если привести сравнимый пример – хотя и фиксировались при формировании Чехословацкого корпуса в России во время Первой мировой войны, но не соответствовали установленному теперь принципу добровольности. Поэтому как ОКВ, так и кадровое управление СС сочли себя обязанными своевременно возразить против такого превышения компетенции со стороны органов Власовской армии.

Тем временем все эти инциденты представляли собой второстепенные явления, не оказавшие влияния на возникновение РОА. Когда осенью 1944 г. началось формирование Вооруженных сил КОНР, то реальные трудности возникали лишь в материальном, но не в кадровом отношении. Многие десятки тысяч (по другим данным – сотни тысяч) военнопленных поздней осенью 1944 г. самопроизвольно заявили о готовности к вступлению в Русскую освободительную армию под командованием генерал-лейтенанта Власова. Большой интерес к Власовскому движению проявлялся и в кругах так называемых восточных рабочих. Кроме того, Власов мог в растущей мере рассчитывать на резерв из сотен тысяч русских солдат, уже несших активную военную службу в добровольческих частях под немецким командованием или в немецких частях в качестве добровольцев (бывших «хиви») и в подавляющем большинстве выразивших желание принадлежать к настоящей РОА [352]. Начальник командного отдела армейского штаба полковник Поздняков, который по роду деятельности лучше всех знал кадровую ситуацию, подчеркивал затем, что число добровольцев РОА было в действительности так велико, что уже в связи с острой нехваткой оружия можно было удовлетворить лишь часть заявок. В Русской освободительной армии не было вакансий. Что же касается офицеров, то появилась возможность создать обширный офицерский резерв и осуществлять подбор подходящих лиц для уже сформированных частей.

Примечания

273. Боец Красной Армии не сдается. / Политическое управление Ленинградского военного округа. В помощь пропаганде и агитации. Для служебного пользования. В составлении брошюры участвовали: Н. Брыкин и Н. Толкачев. Ленинград, 1940. Копия перевода. // PA AA Bonn, Pol. XIII, Bd. 10.