Власовщина. РОА: белые пятна.

Швеннингер бросился к Гиммлеру, но «болеющий» рейхсфюрер уехал в Холинлихен. В Берлине Гиммлера не оказалось. В Холинлихен майор ехать не отважился, он пришел к Бергеру — правой руке Гиммлера. Тот почему-то уже знал в подробностях о столкновении майора с командующим фронтом. «Бергер послал Швеннингера обратно в район Одера, но на этот раз к командующему 9-й армией генералу Буссе», — пишет Торвальд. Так Первая власовская дивизия попала в состав 9-й немецкой армии под командование генерала Буссе. Торвальд не без основания подозревает, что Буссе согласился взять «под себя такое шило», как власовцы, не без нажима на него Бергера, а то и самого Гиммлера. Иначе было бы не избежать провала всей операции.

А. Казанцев написал, будто: «генерал Буняченко, отказавшись войти в подчинение немецкого командования, двинулся с дивизией прямо на юг». По Торвальду, дело обстояло не так просто, а скорее — совсем не так. «Был найден и сектор фронта и специальная задача для дивизии, которая произвела бы политический и пропагандистский эффект. Кроме большого предмостного укрепления возле Кюстрина, Советы имели другое, меньшее, южнее Франкфурта-на-Одере. Это укрепление называлось Эрленгоф.

Еще в конце марта два немецких полка пробовали отбить эту переправу у красных, но, несмотря на все усилия и упорство молодых и еще не уставших солдат, это не удалось.

Находясь в середине фронта, где медленно подготовлялась оборона против ожидавшегося наступления красных, Эрленгоф представлял собой прекрасное место для атаки Первой дивизии».

«Итак, «Эрлингоф», «в середине фронта, где медленно подготовлялась оборона против ожидавшегося наступления красных». Что же делает в этой «середине фронта» капризный Буняченко? Бунтует против подчинения дивизии немцам? Борется за самостоятельность своей дивизии? Ничего подобного! Он съездил к Буссе в гости, попил с ним чайку, мирно побалакал, со всем, что говорил Буссе, согласился, а дальше?

«Буняченко отправился на фронт, — сообщает нам наблюдательный Торвальд. — Он долго и внимательно осматривал позиции в полевой бинокль. Было заметно, что он проявляет все больший интерес к положению на фронте. Генерал оживился. Он совершенно забыл о больной ноге. Те, кто его знал раньше, говорили: вот он, настоящий Буняченко. Он осведомлялся о численности и силе красных частей за Одером, о силе и вооружении немецких частей, а главное, о результате разведки — когда же предполагалось наступление красных? Это повторялось каждый день. При совещаниях в штабе генерала Буссе выяснилась изумительная согласованность его тактических взглядов с немцами. Это знание острого ума глубоко поразило начальника штаба генерала Гольца. Он не скрывал ни своего удивления, ни своего уважения. Буссе, со своей стороны, обещал крепкую поддержку всей своей армии, которую он в этот момент мог дать. Артиллерия 9-й армии должна была поддержать наступление ураганным огнем тяжелых орудий, что значительно поддержало бы немногочисленную артиллерию дивизии».

Можно себе представить, что значило для нашего командования, для Жукова «миссия» Буняченко «в середину фронта», знание «результатов разведки» немцев, «согласованность его тактических взглядов с немцами» и пр. и пр.?

Наша армия находилась на чужой территории, стояла под Берлином, когда добыть сведения о противнике было почти невозможно, получение разведданных, да еще из штаба самого командующего фронтом, да еще после того, как сам прощупал все своими глазами, — это было на грани фантастики! И Власов, а значит, и Жуков такие сведения имели. Буняченко, выражаясь образно, принес на стол Жукову карту немецкого генерального штаба. Жукову оставалось лишь озвучить ее своими танками, артиллерией, авиацией и солдатским «ура!». Что он и сделал с блеском…

В своих знаменитых «Воспоминаниях и размышлениях» Маршал Советского Союза Г. К. Жуков Берлинской операции отвел едва ли не половину третьего тома. Это и понятно.

«Замысел Берлинской операции в Ставке в основном определился в ноябре 1944 года, — пишет Жуков. — Уточнение его проходило в процессе Висло-Одерской, Восточно-Прусской и Померанской операций». К тому времени Гиммлер уже принял Власова и «дал согласие на формирование так называемых Вооруженных Сил Народов России в составе 10 дивизий… Главнокомандующим был объявлен генерал Власов», — свидетельствует Артемьев. Это все происходило, когда «замысел Берлинской операции в Ставке в основном только зарождался».

29 марта 1945 года по вызову Ставки Жуков прибыл в Москву. При себе он имел план 1-го Белорусского фронта по Берлинской операции. Этот план отрабатывался в течение марта штабом и командованием фронта, «все принципиальные вопросы в основном заранее согласовывались с Генштабом и Ставкой. Это дало нам возможность представить на решение Верховного Главнокомандования детально разработанный план».