Власовцев в плен не брать

На фронте он их повидал много. Случалось, рота шла по сплошному минному полю, где там и тут, в строгом шахматном порядке стояли противопехотные «лягушки» в ожидании неосторожного движения кого-нибудь из его солдат. Но рота проходила вперёд, и Нелюбину было уже не до них. Он знал, что следом шли сапёры – они осторожно вывинтят взрыватели, извлекут немые корпуса из грунта и сложат мины в ящики. Такой порядок.

Но пройти мимо мин, здесь, в родном селе, он не мог. Эти стояли на самой хлебородной земле его родины. От этих не уйдёшь.

– Хватит Дремотихе вас терпеть! Тоже мне хозяйвá, ёктыть…

Он опустился на колени и подкрался к той, которая была поближе. Конечно, в роте были сапёры и поопытней его. Но где они теперь, его надёжные сапёры? Отдыхают после боёв где-нибудь в Польше, поглядывают на красовитых полек и думают, как бы которой юбку задрать… Завидуют небось ему, своему бывшему командиру роты: мол, Кондратий Герасимович давно дома, на печке пироги ест под бочком у хозяйки. А тут вон какой бочок – мины да пни, а уголья и горелые кирпичи вместо домов…

Он зажал взрыватель и повернул его против часовой стрелки. Слава богу, резьбу ещё не прихватило ржавчиной. И тут же подумал: что ж я, дурак, делаю, ведь поле всё равно одному не очистить, тут надо отделение сапёров, с миноискателями и щупами…

А почему не очищу? Надо очищать. Кому, кроме меня, подумал он уже спокойнее, нужна его Дремотиха и его Нелюбичи? Кому? Что-то пока не видно никого других охотников…

Через два дня он снова поехал в райцентр. И возле станции опять увидел мальчика, того самого, которого угостил сахаром. Тот тоже его узнал. Сощурил облупленный от загара нос и сказал:

– Меня Трохой зовут.

– Трофимом, что ли?

– Наверно…

– А чей же ты, Троха-Трофим, будешь?

Мальчик пожал плечами, и улыбка безразличия мигом слетела с его замурзанного лица.

– Где ж ты живёшь?

– Да… – махнул рукой мальчик. – Живу. Где придётся, там и живу. Сейчас в сторожке, при станции.

– Значит, ты ничей. Сын полка? Так, что ли?

– Хотел я на фронт сбежать, – вздохнул Троха-Трофим, – но не вышло. В Смоленске облава… Вернули… Чуть в детдом не попал. Туда теперь лучше не соваться. Милиция кругом, и нашего брата мигом отлавливают и – в казёнку.

– В казёнку?

– Ну да, в детский дом. В казённый.

– Понятно. А хочешь, Троха-Трофим, со мной жить?

– У тебя? – Мальчик недоверчиво смерил его взглядом. – А у тебя дом есть?

Вопрос мальчика смутил Кондратия Герасимовича. И правда, ну куда он его зовёт? Ни кола, ни двора. Скоро продукты закончатся. Чем кормить мальца? Во что одеть? Куда ни крути, одежда и котловые – это главное. Дом – потом, во вторую очередь. Но и дома нет. Ничего у него нет.

– Будет у нас дом. Будет. Пойдём со мной, Трофим. – И Нелюбин подал мальчику руку. – Зови меня дядя Кондрат. Я из Нелюбичей. Вдвоём не пропадём.

– Вдвоём-то да, легче. И пожрать раздобыть, и по садам лазить, и от милиции бегать…

– Не будем мы теперь с тобой ни от кого бегать. Заживём порядком. Как все. Документы выправим. Что нам с тобой милиция. Милиция нас охранять будет.

Предрик встретил Нелюбина внимательным взглядом:

– Ну что, Герасимыч? Не понравилась родина?

– Матерю не выбирают, – коротко ответил он и осмотрел стол. – Дай-ка мне тот список почитать. Погибших…

Он снова перечитал бумагу несколько раз. В списке Вари не было.

– Гляжу я, тут не все наши. Не хватает нескольких человек.

– Разбежались. Попрятались. Кто в картофельные ямы, кто в бултыри. А потом в лес ушли. Некоторые потом в соседних деревнях жили. А кто ушёл неизвестно куда.

– Варвара Кондратьевна Нелюбина…

– Не нашли её нигде. Среди сгоревших и расстрелянных её не было. Это точно. Это я тебе как бывший участковый говорю. Их осенью, когда немцы ушли, поднимали и на кладбище переносили. Меня как раз из госпиталя выписали. Я протокол составлял и акт подписывал. Многих опознали. Можно так сказать, что опознали почти всех. Они семьями так и лежали. Когда поняли, что сгорят, так семьями и сбились. А твои, Кондратий Герасимович, все трое, рядом лежали. Девочки с ними не было. Я тебе точно…

– Постой. Ты говоришь, трое моих…

– Ну да, трое. – Предрик взял из его рук список. – Вот, все они тут и значатся: Анастасия Никитична, Герасим Кондратьевич и Анна Спиридоновна. Твои?

– Мои…

В тот же день Кондратий Герасимович отправился искать уцелевших. Путь предстоял неблизкий.

Марья опять пожалела, дала коня.