Власть без славы

Весть об аресте сыновей очень быстро дошла до миссис Уэст. Что же теперь будет? Ограничится ли дело штрафом или их посадят за решетку? Неужели ей придется навещать в тюрьме всех троих?

Процветание Джона положило конец ее тревогам и лишениям. В доме появилась новая мебель, рядом с которой старая казалась еще более убогой, на кухне переложили печку, все семейство щеголяло в обновках, ели сытно и вкусно. Миссис Уэст уже не жаловалась на судьбу, не попрекала сыновей; здоровье ее улучшилось, она чувствовала себя бодрей; однако мысль о бедняках, проигрывающих последние гроши в тотализаторе, иногда тревожила ее совесть, и тогда она просила сыновей бросить это дело и подыскать себе настоящую, честную работу. На это Джон обиженно возражал, что «все любят азарт», что если он не будет принимать ставок, люди все равно найдут кого-нибудь другого, а он по крайней мере честно выплачивает выигрыши. Эти доводы на время успокаивали миссис Уэст, но мало-помалу ее все больше тревожило будущее. Партнеры и подручные, которыми окружил себя Джон, внушали ей сильнейшие подозрения. Вообще было что-то в ее сыне Джоне, чего она не понимала, что-то чуждое и пугающее.

Джон Уэст на цыпочках подошел к постели, тронул мать за плечо и принялся было утешать ее, но в ответ она, истерически всхлипывая, стала заклинать его, чтобы он прикрыл тотализатор, даже если суд оправдает их. Она обнимала его, слезно умоляя не делать ничего такого, что может принести их дому еще новый позор. Ему очень хотелось успокоить ее, но он не мог сказать ей ничего утешительного. Так и не ответив матери ни слова, он прошел в свою комнату, где Джо, угрюмый и подавленный, сидел на своей кровати.

— Нечего трусить, — сухо сказал Джон Уэст. — Мы выпутаемся из этого дела.

— Тебе легко говорить, — возразил Джо. — У тебя это первый привод. А мне могут дать шесть месяцев. Мама очень расстроена.

На другое утро Джон Уэст отправился к местному адвокату, и тот согласился взять на себя защиту.

Потом Джон Уэст велел Ренфри, Мику О’Коннеллу и Пэдди Каммину сообщить агентам и клиентам, что он уплатит штраф за всех, а кроме того, так как полиция сорвала игру, вернет деньги, поставленные на участников розыгрыша кубка Мельбурна. Несколько сердитых клиентов уже являлись на дом к Джону Уэсту и требовали денег за взявшую приз лошадь Таркулу. Джон объяснил им, что накануне скачек полиция захватила часть билетов и записей. В будущем, сказал он, в случае полицейского налета все ставки будут выдаваться обратно, а за всех присужденных к штрафу он сам будет вносить деньги. Кажется, этого достаточно? Он, разумеется, не сообщил им о том, что заранее знал, как дорого обошлась бы ему победа Таркулы. Облава сберегла ему много денег, и они-то и пойдут на уплату штрафов.

В тот же день состоялось слушание дела Пэдди Каммина, Мика О’Коннелла и остальных пятидесяти трех обвиняемых.

Всем, кто присутствовал в зале суда, даже тем, кто впервые видел седобородого судью, было ясно, что старик почти ничего не слышит: с начала и до конца заседания он не отнимал руки от левого уха; однако сумел-таки разобрать, что все подсудимые признали себя виновными. Появление главного обвинителя, начальника сыскной полиции Девлина, было встречено приглушенным свистом и бранью. Судья этого не услышал, но Девлин побагровел от ярости. Зал суда был битком набит клиентами тотализатора и бездельниками, ищущими развлечений. Настроение в публике царило благодушное и смешливое. Показания Девлина и предъявление им билетов и других вещественных доказательств сопровождалось шутками и взрывами смеха. К величайшей радости Джона Уэста, Девлин не упомянул о том, как его пытались подкупить.

Констебль Грив давал показания ровным негромким голосом. Старик судья вытягивал шею, прикладывал ладонь к уху и хмурил брови, силясь разобрать его слова.

— Старичок-то глуховат! — сказал Мик О’Коннелл. — Ни черта не слышит, хоть говори ему, хоть нет! Ничего нам не будет! — Слова его вызвали одобрительные крики и дружный хохот в публике и даже на скамье подсудимых. Судья, видимо, не слышал, что именно сказал Мик, но смех достиг его слуха; он стукнул молотком по столу и прокричал:

— Соблюдайте тишину и порядок!

Слушание дела затянулось до вечера. Каждого из обвиняемых присудили к десяти шиллингам штрафа, но Пэдди Каммин, ввиду того что его имя красовалось на вывеске, удостоился особой чести: с него взяли двадцать пять фунтов стерлингов.

На другой день уже сам Джон Уэст сидел на скамье подсудимых и, крепко сжав руки, в упор смотрел на перепуганную Сюзен Смит, тихим дрожащим голосом дававшую свидетельские показания. Она заявила, что не говорила Девлину и вообще никому, что Джон или Джозеф Уэст платит за наем помещения в доме номер 136 по Джексон-стрит. Девлин был ошеломлен. Он напомнил мисс Смит об их разговоре, обвинял Джона Уэста, что тот оказал давление на свидетельницу, но замолчал, когда судья — не тот, который слушал дело накануне, — потребовал доказательств.

И все же Джон Уэст с опаской поглядывал на судью: лицо его было сурово, да и слышал он отлично.