Власть без славы

Спутник Фрэнка Эштона молчал, словно не желая отказываться от последних остатков веры в лейбористскую партию.

— Ты цепляешься за иллюзии, — продолжал Эштон. — Не делай этого. Я сам слишком долго за них цеплялся и только понапрасну растратил свою жизнь. В период нашей борьбы против плана премьера и против запрета, наложенного лейбористской партией на так называемые прокоммунистические организации, я выступал за создание объединенной организации рабочих, куда вошли бы профсоюзы, социалисты, ИРМ, коммунисты и лейбористы. Ну так вот, это была моя последняя иллюзия. Больше их у меня нет.

— Но коммунисты не пользуются поддержкой.

— Было время, когда и лейбористы не пользовались поддержкой.

Они остановились на перекрестке, еще немного поговорили, и спутник Эштона сказал: — Мне на ту сторону.

— Желаю удач, — сказал Эштон, пожимая ему руку, — и помни, что я тебе сказал. Если ты стремишься к социализму, а не к парламентскому креслу, то ты избрал не ту партию. Лучше иди к коммунистам. Будь здоров. Я здесь сяду на трамвай.

— Я и так работаю с коммунистами. Вот и сейчас иду в клуб. Там будет собрание безработных.

— Вот как? Мне бы хотелось сказать им несколько слов и поблагодарить их за мое избрание.

— Пожалуй, я мог бы это устроить. Но там будет много коммунистов, а ведь коммунисты официально не выдвигали вас. Они предоставили это решать избирателям.

— Ну и что же, я получил большинство их голосов, а это главное. Я бы хотел поблагодарить их и выразить им свое сочувствие. Сказать им, что я всегда был с ними.

— Хорошо, — нерешительно ответил Лес. — Я посмотрю, что можно будет сделать.

Они пересекли улицу и вошли в небольшое ветхое здание. Эштон последовал за своим спутником в большую комнату, где стоял стол, несколько стульев и деревянные скамьи. По стенам висели плакаты с лозунгами и фотографиями, среди них портрет Ленина. Позади комнаты находилась кухня; там раздавали обеды безработным. Это было местное отделение организации безработных, ставившей себе целью оказывать помощь безработным, объединять их и бороться против выселения за невзнос квартирной платы.

Около пятидесяти бедно одетых людей разместились на скамьях перед столом, за которым сидели двое мужчин.

Один из сидящих за столом сказал:

— Мы не начинали, Лес, тебя ждем.

— Простите, что опоздал.

Он подошел к столу и посовещался с обоими мужчинами. Они, видимо, колебались; но вот один из них поднялся и сказал:

— Товарищи, мистер Эштон, член парламента от нашего избирательного округа, хотел бы выступить перед нами до того, как мы начнем. Пройдите, пожалуйста, сюда, мистер Эштон.

В комнате поднялся приглушенный шум голосов. Фрэнк Эштон подошел к столу, положил на него шляпу и приготовился говорить.

Вдруг он заметил, что дрожит. Давно уже он не волновался перед выступлением.

— Товарищи, я попросил разрешения сказать вам несколько слов, потому что душой я с вами. Я горжусь тем, что одержал победу благодаря голосам коммунистов, потому что я верю в то, что коммунизм…

Эштон говорил и в то же время с ужасом замечал, что не встречает отклика в слушателях, что они настроены враждебно.

— …лейбористы потерпели поражение, потому что не оправдали надежд рабочих. Но какой смысл для рабочих в том, что они прыгнули из огня да в полымя, поставив у власти националистов?

Вдруг один из слушателей в заднем ряду, высокий изможденный мужчина, крикнул:

— Теперь мы по крайней мере знаем, что имеем дело с мерзавцами.

Богатый ораторский опыт Фрэнка Эштона изменил ему. Он смешался и чувствовал себя беспомощным, словно новичок. Он смотрел на прервавшего его, не зная, что ответить.

— Но, мой друг, — наконец пробормотал он. — Я не… то есть, я хочу сказать, что рабочие должны…

— Какое вам-то дело до рабочих! — не унимался тот же голос.

Лес был смущен и расстроен тем, что подверг свой кумир такому унижению. Председатель тоже растерялся. Он надеялся, что Эштона выслушают по меньшей мере вежливо. Враждебные выкрики безработного разожгли гнев рабочих, до сих пор слушавших с молчаливым недоверием.

— Да! — закричал другой, вскакивая на ноги. — Вы эксплуататор дешевого колониального труда.

— …и приятель миллионера Джона Уэста. Поезжайте лучше обратно на Новую Гвинею, — пронзительно закричала одна из немногих присутствовавших женщин.

Эти люди были настроены далеко не примирительно: Эштон — лейборист, а лейбористы предали их. И со всех сторон на него обрушились враждебные выкрики. Председатель стоял с поднятой рукой, безуспешно призывая собрание не шуметь и дать оратору высказаться.

На Фрэнка Эштона жалко было смотреть.

— Вы должны выслушать меня, — сказал он. — Я знаю, что слишком часто шёл на компромисс, и впредь это будет мне уроком. В душе я всегда был верен своим социалистическим принципам. А теперь я…

— Расскажи об этом Джону Уэсту!

— Поезжай обратно на Новую Гвинею, на свои прииски.

— Я поехал на Новую Гвинею только для того, чтобы поправить свое здоровье, — с жаром воскликнул он.

В ответ раздался взрыв смеха. Вдруг кто-то запел «Интернационал», и почти все подхватили гимн: