Власть без славы

— Когда же свадьба, ваше преподобие? Ведь девушка-то скоро родит! — не унимался Дик, как всегда, строго придерживаясь полученных указаний.

— Ты пьяница, пропащий человек! — крикнул выведенный из терпения Джоггинс. В зале поднялся невообразимый гам. Отчаявшись перекричать скандалистов и связно закончить свою речь, Джоггинс стал задавать публике вопросы.

— Какую память оставите вы после себя, когда всевышний призовет вас?

— Лучшую, чем ты оставил в Балларате!

— Я не стыжусь ни единого совершенного мною поступка. Вам бы следовало это знать, потому что вы наняли сыщиков, чтобы все про меня разнюхать.

— И разнюхали про мисс Смит!

— И про твои долги!

— Всегда ли голос, дарованный богом, подается во славу его? — вопросил Джоггинс.

— Еще бы! — крикнул Барни Робинсон. — Я голосую за лейбористскую партию.

На минуту крики смолкли, и Джоггинс успел сказать еще несколько слов, но яйцо, метко пущенное Диком, угодило оратору в переносицу. После этого тухлые яйца дождем, посыпались на сцену, распространяя нестерпимый смрад. Джоггинс, председатель, репортеры и певица оказались с ног до головы залиты вонючей жидкостью. Один из репортеров, рыцарски защищая свою даму перевернутым стулом, увел певицу за кулисы.

Главной мишенью был Джоггинс, и его мучители маху не давали. Яйца разбивались на его лице, на груди, заливали ему глаза и растекались по костюму. Наконец он обратился в бегство. Сторонники его, зажимая нос, показывали на левую галерку и кричали:

— Вон они, вон они!

Полицейские бегали взад и вперед, разыскивая нарушителей порядка. Четверо, поднявшись на галерку, задержали Дика и одного из его подручных.

Обстрел тухлыми яйцами продолжался еще минут пять, затем Джоггинс вышел из-за кулис и объявил, что «все грешники предстанут перед судом божиим». Вместо ответа в него снова полетели яйца, и он, закрыв собрание, удалился из зала в сопровождении двух своих телохранителей и еще трех полицейских.

* * *

У кухонного очага, в старой качалке, сидела мать Джона Уэста и вязала носки для Джо, близко, сквозь очки, приглядываясь к вязанью.

Миссис Уэст любила свою старую качалку и ни за что не соглашалась расстаться с ней — даже теперь, когда щедрость сыновей, в особенности Джона, позволила бы ей приобрести самое лучшее кресло во всей Австралии.

Старая потрепанная качалка, старуха со спицами в руках казались случайно уцелевшими реликвиями минувшего века. На столе горела керосиновая лампа, огонь в очаге ярко пылал, но старуха накинула на плечи старый, траченный молью платок, потому что хоть мебель в квартире была новая, но сквозь щели по-прежнему проникал холодный ветер. Миссис Уэст шел еще только седьмой десяток, но лицо ее бороздили глубокие морщины, глаза ввалились и подернулись желтоватой пленкой — она была почти слепая. Тонкие бескровные губы были плотно сжаты, уголки рта скорбно опущены.

На заднем крыльце послышались шаги. Вошел Джо, снял шляпу и положил ее на стол.

— Здравствуй, мама, — сказал он негромко, усаживаясь на стул напротив матери.

— А где же Мэртл, Джо?

— У малыша насморк, она побоялась выносить его в такой холод.

— Верно, верно, Джо. Надо беречь нашу крошку.

Все три сына миссис Уэст теперь были женаты: Джо взял «славную, простую девушку», и свекровь очень ее любила. К Нелли Моран у нее не лежала душа: уж очень важная, никогда и не заглянет к одинокой старухе. Про жену Артура тоже ничего хорошего не скажешь: крикливая, грубая. Только раз пришла к свекрови, да и заявила напрямик: «Уж и сокровище мне досталось! Когда я увидела в первый раз рубцы у него на спине, я не знала, что сказать, ну и засмеялась. А он схватил меня за горло и говорит: „Перестань смеяться — убью“. И убил бы. Вот оно как — собственного мужа пуще огня боюсь».

Старуха молча вязала, покачиваясь в кресле; молчал и Джо.

Наконец она спросила:

— К чему присудили служащих Джона за тухлые яйца?

— К штрафу по сто фунтов с рыла. Джек заплатил за всех.

— Как ты думаешь, Джон когда-нибудь прикроет тотализатор и клуб?

— Вряд ли, мама. Разве что пройдет новый закон и его заставят прикрыть их.

— Дал бы бог, Джо. Тогда Джон избавится от Борова и от всех других разбойников, займется другими своими делами. Вот хорошо бы!

Джо промолчал. Он сочувствовал матери, понимал, как ее мучает долгая связь Джона с уголовниками. Но, с другой стороны, должность управляющего тотализатором, которую занимал Джо, была легкая и приятная. Полиция больше не причиняла никаких хлопот. Плохо ли получать хорошее жалованье и почти ничего не делать? Под его началом было двадцать человек, среди них Пэдди Каммин, Франт Алек, Трясучка, Билл-Скелет и другие «славные ребята». Из головорезов остался только Горилла — без вышибалы не обойдешься.