Власть без славы

В решении вопроса о кандидатуре на пост Генерального секретаря ЦК КПСС в марте 1985 года А. А. Громыко был ключевой фигурой. Обладая острым умом и умением учесть влияние происходящего в СССР на международную обстановку, он понимал, что череда похорон первых лиц советского государства больше продолжаться не может. Ядерная держава просто по определению лишена права ежегодно отпевать своих лидеров. И если даже какая-то мысль о манящей власти посещала Громыко, он ее решительно отбросил. 75 лет — это не 50 и даже не 60! Андрей Андреевич безоговорочно поддержал Горбачева и сам внес на мартовский Пленум ЦК КПСС предложение избрать того Генеральным секретарем.

Может быть, потом Громыко и жалел об этом. Не знаю. Я много раз бывал у него в кремлевском кабинете, на котором в 1988 году появится сначала табличка «Председатель Верховного Совета СССР М. С. Горбачев», затем — «Президент Союза СССР М. С. Горбачев», а в июне 1991 года — «Президент РСФСР Б. Н. Ельцин». Громыко сидел в этом кабинете, явно скучая, — по сравнению с работой, которой он занимался десятилетия, это была синекура. Он радовался посетителям, долго и подробно расспрашивал о делах. Телефоны на столе молчали. Я приглашал его в «Известия», он с удовольствием приехал и провел в редакции полдня. Однажды позвонил с обидой: «Вот вы опубликовали материал Кондрашова о Карибском кризисе, а почему же ко мне-то не обратились? Я ведь непосредственно вел переговоры с Кеннеди по этому вопросу!» Мы немедленно сделали полосу его воспоминаний об этой острейшей международной ситуации, поставившей мир на грань ядерной войны, он был доволен. Но когда я предложил ему, мол, давайте, Андрей Андреевич, поговорим о том, как начиналась война в Афганистане, как принималось решение о вводе наших войск, он замкнулся: «Это решение принимали Брежнев, Устинов и Андропов. Я тут не участвовал». Потом, на 1-м съезде народных депутатов СССР, мы поднимем документы Политбюро и выясним: Громыко участвовал в той же степени, что и названная им тройка. Но не дрогнул при разговоре, отказался. Кремень-человек был А. А. Громыко.

Раз уж мы упомянули Д. Ф. Устинова, надо посвятить несколько строк и этому члену Политбюро. Обязательно надо, так как именно ему, Маршалу Советского Союза, министру обороны СССР принадлежало после смерти Брежнева решающее слово, кому быть во главе партии и страны. И я не поручусь, что, проживи Устинов еще год, события на пленумах ЦК КПСС в марте и апреле 1985 года развивались бы так же, как они пошли без него. Это Дмитрий Федорович сказал председателю Совета Министров СССР Н. А. Тихонову после заседания Политбюро, предопределившего избрание Генсеком К. У Черненко, слова, которые потом много раз цитировал А. И. Вольский: «Ничего, Коля. Костя (Черненко. — Авт.) для нас более подходящий». Да и Горбачева он «успокоил», сообщив ему, что скажет Косте, чтобы тот поручил вести заседания секретариата именно Михаилу Сергеевичу, как это потом и произошло, несмотря на возражения некоторых членов Политбюро.

Сам Д. Ф. Устинов был колоритнейшей фигурой. В 33 года, в самом начале войны, Сталин назначил его наркомом вооружений. С тех пор он прошел практически все должности и в правительстве СССР, и в ЦК КПСС. Всу, что имела Советская, а сегодня имеет Российская армия — самолеты, танки, ракеты, артиллерия, боевые корабли, военная наука, любое снаряжение, — всё это, прямо или косвенно, связано с именем Устинова, с 1941 по 1984 годы «задававшего тон» отечественной оборонной промышленности. Его авторитет в армии, в партии, в народе был совершенно непоколебим и недосягаем даже для генсеков. И хотя справедливости ради надо отметить, что именно под влиянием Устинова страна из года в год взваливала на себя непосильные ей военные расходы, а экономика все в большей степени обслуживала «оборонку» и милитаризировалась, тем не менее, пожелай Дмитрий Федорович возглавить партию и страну, никто бы не смог ему препятствовать, уступили бы и Андропов, и тем более Черненко.

Почему же не пожелал?

Мне кажется, я услышал ответ Устинова на этот вопрос, который ему, разумеется, никто не задавал, еще в 1978 году, перед самым своим уходом из аппарата ЦК КПСС.