Власть безумия [СИ]

Заныло непривычно ярко, тоскливо в мышцах. Разодрала душу боль, сладкая, томительная, и Мир почувствовал, что тело его неотвратимо меняется, переливается в другую, более уместную сейчас форму.

Теперь пахло иначе. Жестче.

Теперь звуки были другими… ярче.

Но разум остался прежним, человеческим. И смятение, что мучило Мира весь день, никуда не исчезло.

А ведь когда-то накрывала его при превращениях дикая ярость.

Хотелось все крушить, убивать, рвать на кусочки, и бежать куда-то, бежать, пока мышцы не откажутся слушаться. А потом свалиться без сил в невыносимо пахнущую горечью траву, вернуть себе человеческий облик и наслаждаться томительным опустошением внутри. Как раз тем, что принцу сейчас было нужно…

Но на этот раз разум даже в облике зверя оказался человеческим, как и в тот день встречи с Рэми. И сердце Мира тихонько заныло: видимо, сегодня не будет выплеска, не будет облегчения, не будет и пользы от превращения.

Расслышав невдалеке легкие шаги, Мир вздрогнул, и прыгнул в высокую, выше его траву, затаившись. Тонкая девичья фигурка легкой тенью прошла по тропинке, остановилась у самой воды, скинула одежду, распустила по плечам длинные, до середины бедер волосы, и душа зверя заныла, по-человечески наполнившись желанием.

Его дикая кошка. Ее гибкое тело, которого принц и жаждал увидеть и в то же время боялся, ее изящные, плавные изгибы.

Тихий плеск воды, когда стройная фигурка пронзила серебристые волны.

Уйти бы… шептал мужчина внутри.

Остаться, отзывался зверь.

И зверь победил. Тихой тенью прокрался он к берегу, остановился у кромки воды, зарыл нос в ее одежду, уловив тонкий, неповторимый аромат жасмина…

Нельзя так, нельзя… шептала гордость принца, когда нос все глубже зарывался в мягкие складки. Нельзя, шелестел рядом камыш.

Нельзя, плескались о берег волны.

А какая разница, что нельзя?

Фонтаном взорвалась водная гладь. Полоснул по ушам тонкий, девичий крик, и раньше, чем человек сообразил, зверь уже бросился в воду.

Он отчаянно греб лапами и понимал, что не успевает. Пенилась вода под серебристым, огромным телом змея, кричала девчонка, захлебываясь криком, гибкой рыбкой уворачивалась из смертельных объятий, и вдруг умолкла, набирая в легкие воздуха, когда ее потянуло вниз, под воду.

Мир нырнул. Он впивался зубами в чужую плоть, захлебывался кровью и яростно рыча, рвал когтями змеиное тело. Вкус мяса во рту придал зверю ярости. Оглушила боль, когда овили его серебристые кольца. Когда захрустели, не выдерживая, кости, а что-то рывком потянуло бездонную, холодную глубину.

«Не смей!»

Зверь не знал, чудится ли ему этот голос или нет. Перед глазами медленно темнело, мир расплылся, вздрогнул волнами, и вдруг боль ушла, оставив за собой безразличие.

«Отпусти! Приказываю!»

Человек плачет от боли, а зверь уже чувствует свободу и яростно гребет лапами к едва видному серебристому свету. А потом, когда рвется, разлетаясь брызгами, тонкая водяная гладь, дышит, дышит, не в силах надышаться… И смотрит на луну, не в силах налюбоваться ее мертвенным, неживым светом. Но он… он жив!

Чьи-то руки обнимают шею, кто-то плачет в гриву, и теперь уже не зверь, человек в зверином теле, чувствует оглушительное облегчение, и осторожно, стараясь не поранить хрупкое девичье тело, гребет в сторону берега…

Позднее, когда Лия стояла на коленях в мягкой траве, выплевывая воду и дрожа то ли от счастья, то ли от ужаса, Мир слушал, как билось от боли там, в глубине озера, чудище, слушал шепот хранительницы, пронесшийся над лесом: «Кто тронет моих гостей, тот умрет!» И наслаждался тихим счастьем… он жив. И девушка жива.

— Спасибо, зверюшка! — внезапно прошептала незнакомка, вновь обнимая Мира за шею.

Мир вздрогнул, чувствуя, как захлестывает его желание. Боги, она хоть понимает, что делает? Жмется к нему обнаженная, перебирает пальцами гриву, дышит тяжело на ухо, целует пушистую морду и плачет от счастья. Оттолкнуть бы, да ведь испугает глупышку…

И Мир невольно замурлыкал, ластясь к тонким, белоснежным ладоням, подобно зверю тычась ей мордой в пахнущее тиной плечо, и слизывая с ее щек озерную воду, смешанную со слезами.

— Мой львенок, — шептала она. — Мой милый, проказливый львенок…

Какой ты у нас красивый, какой сильный…

Мир мысленно засмеялся. Сильный. Одного удара хватит, чтобы ее убить, одного движения, чтобы переломить надвое. И потому он боялся дышать лишний раз, лишний раз подвинуться, чтобы не навредить… а больше всего в жизни хотел сейчас стать человеком, сжать ее в объятиях и любить до самого рассвета. Прямо здесь. На начинающей покрываться росой траве…

Любить, как Рэми любит свою Аланну…

Мысль о сестре и телохранителе отрезвила Мира. Любовниц ему и так хватает, а игры с неподатливыми, дикими кошками могут закончится не слишком приятно даже для наследного принца Кассии.

Хватит!

Мягко оттолкнув незнакомку и сам испугавшись своей слабости, Мир прыгнул в кусты ежевики, царапая шкуру о острые шипы.

Уже одеваясь, он слышал за спиной ее зовущий, обиженный голос: