Луна уже почти зашла за деревья. Мир злился на себя. Он прекрасно знал, что она дойдет целой и невредимой до замка. Сам же слышал приказ хранительницы, знал, что это своенравную кошку больше не тронут, не осмелятся, а все равно глупо шел следом, не упуская ее ни на мгновение из виду. Он почему-то страшно за нее боялся. Ну и хотел насладится ее видом хотя бы мгновением дольше. Боги, как глупо.
Она тоже явно боялась: вздрагивала от каждого звука, дрожала, держалась напряженно, часто оглядывалась, и шла медленно, осторожно.
Под ногой сухо хрустнул сучок. Дикая кошка резко развернулась, прислушалась, замерла на мгновение и вдруг решительно пошла в сторону принца.
— Львенок? — несмело позвала она.
Мир нырнул за дерево, надеясь, что она все же не осмелится подойти слишком близко.
Дура! К чему лезет? А если там зверь? Опасность? Бежать надо, а она упрямо идет все ближе, будто каким-то чутьем зная, за каким именно деревом Мир прятался. И принц, поняв, что его все равно через мгновение обнаружат, вышел ей на встречу.
— А, это вы, — чуть разочарованно сказала Лия.
— А вы надеялись увидеть какого-то львенка? — раздраженно парировал принц. — Это кто? Большая кошка, не так ли? Начитались книг, моя дорогая. Здесь таких тварей не водится.
— Всегда прячетесь в темноте? — ответила Лия.
— Всегда гуляете ночами?
— А это опасно? Из-за таких как вы?
— А если и так?
Сделать шаг ей навстречу. Обрадоваться ее испугу, когда она пятится назад, натыкаясь спиной на сосну. Подойти ближе, обдать ее своим дыханием, шепнуть в губы:
— Например, вот так, — и украсть ее поцелуй…
Вдруг куда-то ушел гнев, уступив место нежности. Принцу до безумия захотелось, чтобы она ответила лаской на ласку, замурлыкала, сдаваясь, вплела пальцы в его волосы и поддалась ему навстречу, показав, что ей приятно.
Но вместо этого кошка зарычала и острыми зубками впилась в губу Мира. Боль отрезвила. Уже злясь на себя за несдержанность и глупость, принц отпрянул, вытирая выступившую на губе кровь.
Но страсть от этого меньше не стала. Кусачая кошка, с горящими от гнева глазами, с ярко вспыхнувшими щеками, казалась ему еще желаннее.
— Вы! Вы! — шипела незнакомка. — Да как вы посмели!
Пощечина оказалась неожиданной. Было не то чтобы неприятно, а, скорее, обидно. Он эту дуру спасал, шел за ней следом, заботился, чтобы она до замка дошла… целой. Вот именно, целой!
И в очередной раз одернув себя, Мир поймал занесенную для новой пощечины руку, холодно сказал:
— Довольно. Я провожу вас в замок, и дадите мне слово, что более не выйдите из него одна.
— Да как вы смеете!
— Иначе я поговорю с Арманом.
Странно, но угроза подействовала. Девчонка вдруг сникла, и Мир вновь смахнув накопившуюся на губе капельку крови, раздраженно подумал: вот как… оказывается, дикие кошки тоже умеют бояться. И кого? Этот кусок льда? Армана? Вот уж не думал Мир, что этот дозорный может аж так влиять на своенравных девиц.
Вновь почувствовав жгучий огонь ревности, Мир почти пропустил ее тихий шепот:
— Я обещаю.
— Вот и умница, — ответил Мир. Он схватил ее за запястье и потянул за собой на тропинку.
Ну везет же в последнее время с женщинами. Сначала Калинка, упершаяся как бык — подавай ей вождя и точка, — теперь эта красавица… что упрямо не дается в руки. И в то же время — надо ли, чтобы давалась? Уж ни ее ли упрямство, ни ее ли непокорность делает дикую кошку столь притягательной?
Кто его знает… Не Мир — точно.
Замок спал. Трещал в камине огонь, отбрасывая на стены неясные отблески, а Ферин стоял у окна и смотрел, как ветерок гладит посеребренное лунным светом древесное море.
— Просыпайся, брат! — позвал он. — Ну же, просыпайся.
— Ну проснулся я, тебе легче? — ответил тихий голос. — Я ведь не простил.
— Давай поговорим.
— О чем? Проваливай, Ферин, ты мне не нужен! И я тебя не звал. А ты лучше, чем другие в курсе, что я делаю с незваными гостями.
— Я прошу тебя…
— Просишь? Кого? «Мелкого рачка»?
— Прошу тебя…
— Нет. Я всегда был один, один и останусь.
Контакт прервался так резко, что Ферин покачнулся от боли.
Вытерев сбежавшую из носа струйку крови, он внезапно улыбнулся и, сев в кресло, заказал себе чашу крепкого, имбирного вина.
— Это надо отметить, — прошептал он.
Очнулся Рэми в той же самой комнате, где недавно потерял сознание, обнаженный, распятый на холодном столе.
Была еще ночь. За окнами все так же шевелились тени, а вокруг витал ненавистный сладковатый запах.
— С возвращением.
В голове пульсировало от боли. В глазах резало. И даже свет свечи, стоявшей у Рэми в ногах, казался невыносимым. С трудом повернув голову, он разлепил спекшиеся губы и ответил:
— Думаешь, меня напугал? И не надейся.
— Но я и не думал тебя пугать, — ответил вождь, открывая толстую книгу на заложенной странице и ставя ее на специальную подставку. — Давно хотел попробовать новый стиль пыток, да не было на ком. Говорят, человек может мучится при этом целую ночь… но пытка — это искусство, мне пока неподвластное. Так что, может быть тебе повезет, и ты умрешь раньше.