Власть безумия [СИ]

Элизар был спокоен, но Элан лишь мечтал о спокойствии: жгло душу полученное сегодня письмо. Всего одна строчка: «Не избегай меня, позволь еще раз тебя увидеть». Несколько слов, а внутри будто ураган пробежал. И чувствовались за буквами смятение, тоска, страх и мольба о помощи. Аланна страдала. Аланна чего-то боялась. И Аланна со своими страхами, как когда-то давно, в Кассии, шла к своему бывшему жениху, которого считала даже не любовником, другом. Великим магом, который может все и мудрым человеком, что не совершает ошибок.

Элан улыбнулся. Лучше всю жизнь ошибаться, чем ошибиться так, как ошибся когда-то он. И почему именно его звала к себе принцесса? Его, кому вход в замок воспитанника был временно заказан. Если Миранис его увидит, то вспылит, и понятно почему — Элан одним своим видом раздражал наследного принца Кассии.

Именно Элан много лет назад уничтожил замок, в котором был наследник Виссавии, именно он был причиной всех их несчастий… и он жив.

Почему жив — Элан и сам не знал. Виссавия так захотела, а воле богини подвластен даже ни перед кем не преклоняющий колени вождь. Элан бы умер с удовольствием, но ему не дали. Элан бы с удовольствием теперь обошел замок кругами, но и тут не было его воли. Элан бы душу отдал, чтобы изменить прошлое, но и это невозможно.

И даже не смерть сестры он жаждал всей душой изменить, а далекий, осенний день, когда он совершил самую большую глупость и самую большую подлость в своей жизни.

Десять лет назад, став, наконец-то, хранителем вести и получив свой собственный дом, Элан думал, что он справился с болью, что забыл сестру-близнеца и теперь начал жить новой жизнью ради Арама. Только все оказалось не таким простым. В тот же день, вернувшись домой поздно ночью, он зашел в спальню Арама и некоторое время любовался на спящего воспитанника. Мальчик все более походил на Акима, казался столь же хрупким, столь же рассеянным, однако нес в себе столько мудрости, сколько не было подвластно многим взрослым.

Этот ребенок был создан продолжить то, что начал его отец — он ясно видел перемены и знал, как к ним приспособиться, в то время как большая часть виссавийцев застыли в убеждении, что их жизнь идеальна и перемены это то, чего происходить с ними и их страной не должно.

Только нести новую жизнь в застывшее общество всегда сложно.

Элан помнил, как страдал от вечного непонимания Аким, и знал, что так же будет страдать и сын друга. Знал, а ничего с этим поделать не мог. Мог только поддерживать мальчика, чтобы тот не чувствовал себя одиноким.

Элан вздохнул, тихонечко прикрыл дверь, и вошел в свою спальню.

На покрытом кремовой скатертью округлом столике у окна стоял горьковато пахнущий букет белоснежной сирени. Элан улыбнулся — помогавшая им по хозяйству Дейра, дочь дяди Акима, так же как и все в ее семье любила уют и тепло, и украсила дом Элана столь несвойственными виссавийскому жилищу кружевными салфетками; вытканными собственноручно, хоть и при помощи магии, гобеленами; статуэтками пегасов над камином. Она же принесла и ворох писем, оставив его на столике рядом с вазой с сиренью.

Элан устроился в кресле у окна и начал меланхолично просматривать письма. Спать почему не хотелось, несмотря на съедавшую его после церемонии посвящения усталость: в ушах все так же звучали песнопения, перед глазами вился сполохами ярко-красный ритуальный огонь, вся одежда, а за ней и вся комната пропахли мягким ароматом благовоний.

Пропахли им и пальцы, одну за другой ломающие печати на кремовых, с вензелями, красиво подписанных конвертах.

Поздравление. Еще поздравление. Теплые слова, ласкающие самолюбие. И еще один конверт, странный, неподписанный, из грубой, дешевой бумаги. Пара слов, вспыхнувший внезапно магический огонь, сожравший письмо вместе с конвертом, обжегший пальцы. Но Элану было все равно. Слова в письме обожгли больше, чем кожу — они всколыхнули в душе ревущее пламя, сжирающее так долго, с таким трудом построенные стены. Оно дало выход спавшей внутри боли, оно подняло наверх давние воспоминания. Глаза сестры. Ее смех, столь похожий на собственный. Ее лицо, казавшееся отражением Элана, ее душа, чистая, как утренняя роса.

И ее смерть из-за этой твари, ублюдка, которому удалось уйти!

Который, судя по письму, жил себе припеваючи в одном замков Кассии.

Ненависть, что Элан давил все эти годы нашла выход в коротком заклинании. Маг вложил в несколько слов всю свою силу, позволил ей покинуть тело, оставив за собой только безвольную, слабую оболочку, и снести с лица земли далекий замок вместе с погубившим сестру упырем.

А потом он просто откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и ждал. Смерти. За убийство, пусть даже убийство твари в обличье человека, в Виссавии положена смерть. За нарушение прямого приказа умершего вождя не трогать Алкадия тоже положена смерть.

И Элан ждал наказания богини.

Ждать пришлось недолго — но в дом Элана явился не хранитель смерти, а одна из трех жриц Виссавии:

— Будешь молчать о случившемся.

— Слушаюсь… — не понял коленопреклонный Элан, но спрашивать побоялся.