Именно тогда началось преследование тех, кто выступал против линии руководства. Но этот путь ведет не к демократии, а к диктатуре. Атмосфера нетерпимости, воинственного неприятия всего, что говорится оппонентами, обрекала на безрезультатность любые попытки стабилизировать обстановку в России, Союзе, не говоря уже о самом депутатском корпусе. Депутаты оставались глухи к призывам руководствоваться разумом. Многое в этой ситуации зависело от Председателя Верховного Совета, обладавшего, помимо должностного, и несомненным высоким личным авторитетом. В личных контактах с Ельциным – разговорах, беседах я, как мне кажется, находил полное понимание. Но это понимание не всегда воплощалось в делах.
Особое чувство горечи вызывала у меня неспособность депутатов к консолидации. Ну нельзя же считать, что позиция, выбранная тобой однажды, непоколебима ни при каких обстоятельствах. На Съезде и после него каждый из нас, подписавшихся, сделал свой выбор. Сделали свой выбор и другие депутаты. Означает ли это, что компромиссных решений быть не могло? Нет, конечно, не означает. А их основой могло быть только понимание неизбежности сотрудничества.
Мне кажется предельно честным выступление на Съезде Б. М. Исаева, который призвал Бориса Николаевича избавиться от амбиций, повернуть деятельность Съезда в русло защиты интересов россиян. Он сказал, что никто из авторов заявления не является его врагом. Надо сообща добиваться изменений к лучшему, а не убаюкивать народ сладкими грезами о чудотворном действии скоротечных программ.
Исаев выступил в поддержку экономической реформы, но без популистских деформаций, он предлагал немедленно решить вопрос о разделе имущества между Союзом и республиками, ибо двоевластие чревато анархией. Чем плохи эти предложения? Однако реакция зала была негативной. «Надо немедленно восстановить управление экономикой в республике», – говорил Исаев. В ответ – шум и выкрики. Радикальный блок потребовал его ухода в отставку. «Надо ставить на тайное голосование вопрос о недоверии всему руководству Верховною Совета, избранного Съездом, – сказал в ответ Исаев. – Если нам не дадут нормально работать, то не о чем завтра будет отчитываться. Мы не хотим сводить счеты ни с кем… Но мы хотим политической определенности». И снова шум, вновь председательствующему приходится обращаться к залу с просьбой вести себя поспокойнее.
5 апреля Б. М. Исаев вышел к микрофону и от имени авторов политического заявления попросил Съезд публично выразить доверие или недоверие всем подписавшим этот документ. Я был против подобных акций. Мне претило выставлять себя героем и жертвой, а потому я наотрез отказался выступать с какими-либо заявлениями. Но мне были понятны мотивы коллег: накал гонений за инакомыслие был настолько силен, что они хотели заручиться поддержкой Съезда и оградить всех нас от угрозы политических преследований. А она была вполне реальной. Депутат Миронов (Москва), к примеру, заявил: «Я русский, но ко мне обратились избиратели Дагестана… Уважаемый депутат Абдулатипов сказал, что стоит ему только захотеть – и пять тысяч горцев будут у стен Кремля. Я хочу сказать: тридцать тысяч уже в дороге, три тысячи у меня здесь. Это протест против той политики, которую проводит депутат Абдулатипов. Это недоверие ему избирателей Дагестана, и следует поставить вопрос о его отзыве. Я прошу передать это в палату Национальностей».
Это была ложь. Никаких тысяч ни в дороге, ни в Москве не было. Приходили отдельные телеграммы с осуждением из Ботлихского района, из г. Каспийска от имени агульского народа, которые не были моими избирателями. Но это были единицы. Гораздо больше телеграмм и писем было в мою поддержку. Хотя, откровенно говоря, мне бы не хотелось ни тех, ни других, ибо за ними – раскол.
После заявления Миронова к микрофону вышел Магомедали Магомедович Магомедов – Председатель Верховного Совета Дагестана. Он сказал: «По Конституции Дагестанской АССР Председатель Верховного Совета – высшее должностное лицо, которое может говорить от имени республики. Я заявляю, что депутат Абдулатипов пользуется полной поддержкой избирателей и трудящихся Дагестана. Дагестанская АССР, – подчеркнул он, – это единственная республика Российской Федерации, которая не подписала, не приняла декларацию о суверенитете. И не потому, что мы, дагестанцы, потеряли вкус к независимости, а лишь потому, что мы предвидели вот этот хаос, неразбериху, связанную с суверенитетом… Считаю, что… нам надо подписать документы, подтверждающие нашу верность России, верность нашему Союзу».
Еще раз скажу: не столь уж велика значимость нашего заявления. Зато реакция на него помогла увидеть нашу молодую демократию без всяких прикрас. Конечно, настоящих экстремистов среди народных депутатов не так уж много. Но эти немногие были крикливы, злобны и определяли порой лицо депутатского корпуса в целом.