Власть холодного железа

— Ей полагалось умереть. Если бы я видела это раньше, ни за что бы не дала ей так скоро снова выпить.

— С ней все будет в порядке? — отрывисто спросил Уоррен.

— Если до сих пор не начались судороги и она все еще жива, вероятно, смерть ей не грозит. — Нимейн с тревожным видом погладила плащ, висевший у нее на руке. — Не понимаю, как ей удалось его убить: ведь на нем было это. Плащ не должен был дать ей дотронуться до него.

— Плащ защищал его только от врагов, — сказала я ей. — А я в их число не входила, он сам так сказал.

Снаружи завыла полицейская сирена.

— Ну хорошо, — сказала Нимейн. — Оставьте себе браслеты, чтобы объяснить, как человек мог убить О'Доннелла. И кубок. Адам Хауптман, Альфа стаи бассейна Колумбии, клянитесь своей честью сохранить эти вещи и вернуть их дядюшке Майку, когда они больше не будут нужны.

— Сэмюэль, — сказал Уоррен. Я поняла, что начала беспомощно дрожать.

— Ей надо уснуть, — сказала Нимейн.

Адам склонился ко мне и посмотрел мне в глаза.

— Спи, Мерседес.

Я слишком устала, чтобы сопротивляться этому внушению, даже если бы хотела.

Глава двенадцатая

Я проснулась, ощущая в ноздрях запах Адама. В животе урчало. У меня не было времени удивляться обстановке. Я выскочила из кровати и успела добежать до туалета, чтобы меня вырвало в унитаз.

Вкус волшебных напитков с течением времени становится ужасным.

Заботливые руки убрали мои волосы с лица — хотя было уже поздно— и обтерли лицо влажной губкой. Кто-то надел на меня белье и футболку Адама.

— На этот раз ты хоть добралась до сортира, — прозаически заметил Бен. И, чтобы я совершенно уверилась, что это он, а не какой-то его более ласковый клон, добавил: — И хорошо. У нас почти кончились чистые простыни.

— Рада стараться, — сумела я сказать перед тем, как меня снова вывернуло — так сильно, что рвота шла не только изо рта, но и из носа. Когда все кончилось, я бы заплакала на полу, если бы мысль о том, что все это видит Бен, не была такой отталкивающей.

Он подождал, убедился, что можно вывести меня из ванной, и поднял меня — делая вид, что для этого нужны большие усилия. Он ведь вервольф и легко может поднять фортепиано. Моего веса недостаточно, чтобы он вспотел.

С удивительной ловкостью он снова уложил меня и укрыл.

— Эта иная сказала нам, что ты будешь много спать. Но рвота ее очень удивила. Говорит, это связано с твоей сопротивляемостью магии и с тем, что ты очень много выпила. Тебе лучше всего спать. — Он помолчал. — Если не хочешь есть.

Я повернула голову на подушке, чтобы он увидел мое лицо.

Он усмехнулся.

— Это хорошо: надоело убирать.

Когда я проснулась в следующий раз, было еще совсем темно, так что много времени пройти не могло. Я лежала неподвижно, сколько удавалось. Зная, что Бен в комнате, я не хотела привлекать его внимание. Не хотела, чтобы он смотрел на меня.

Тошнота больше не отвлекала меня, и в голове мелькали события прошлого вечера, те, что я могла ясно вспомнить, как в фильмах Эда Вуда[55]: настолько ужасные, что невозможно не смотреть. Хуже того, я чувствовала на себе запахи. Запахи волшебного напитка, крови… и Тима. Но хуже всего было сознание того, что я сделала… и чего не сделала.

Наконец я выбралась из кровати и на четвереньках доползла до двери ванной. Я не поднимала головы, и Бен должен был сообразить: я сознаю, что делаю.

Он подошел к двери раньше меня и открыл ее. Протокол требовал, чтобы я перевернулась и дала ему доступ к своему горлу и животу… но я больше не могла переносить свою уязвимость. Не сейчас. Может, если бы это был Адам…

— Бедняга, — негромко сказал он. — Иди почисться. Я постараюсь задержать остальных.

И он закрыл за мной дверь.

Я встала на дрожащие ноги и пустила горячую воду. Разделась и терла, терла кожу, но не могла избавиться от запасов. Наконец вышла из-под душа и стала рыться в шкафах Адама. Нашла три флакона одеколона, но ни один не пах им.

Наконец я использовала крем после бритья. Многочисленные заживающие порезы и новые ссадины, от цементного пола гаража, жгло, но по крайней мере крем заглушил запах Тима. Я не могла надеть только что сброшенную одежду, потому что она пахла… всем. Хотя футболка принадлежала Адаму, а остальное белье было из числа моего и я была уверена, что кто-то обмыл меня, прежде чем облачить в это: ведь я помнила, что была вся в крови.

Как только мне пришла в голову эта мысль, я вспомнила, как стояла в душе у Адама, а Хани говорила: «Все будет в порядке. Я только сотру это с тебя…»

Меня охватила паника, я схватила полотенце и дышала через него, пока паническое ощущение не ушло.

Итак, одежды нет, а стоять здесь дольше я не могу: кто-нибудь придет проверить.

Но койота никто ни о чем не будет спрашивать.

На короткое, страшное мгновение мне показалось, что я не смогу перемениться, а ведь перемена стала моей второй натурой.

«Ты должна оставаться человеком, Мерси. Мы в больнице, и ты должна еще немного побыть с нами». Голос Сэмюэля.