Власть меча

Макс Тюниссен нахмурился, заметив, что Шаса поменял место; повернувшись, он дал знак своему второму номеру на дальнем конце поля и снова повернулся, как раз в тот момент, когда судья проехал в центр и вбросил белый мяч из корня бамбука.

Последний чаккер начался беспорядочной общей стычкой; игроки промахивались, мяч подпрыгивал и катился под копытами лошадей. Но вот он высвободился, подскочил, Банти наклонился в седле и сделал первый хороший удар за весь матч – высоко поднятой рукой. Мяч полетел над полем; пони Банти не раздумывая поскакал за ним, неся Банти вдоль линии.

Это был удар Банти, и он имел право проехать; его пони занял положение, позволяющее Банти бить, но Макс Тюниссен развернул Немезиса, и черный жеребец с третьего шага пустился галопом. Отец Макса не зря заплатил за него тысячу фунтов. Крупная, мощная лошадь неслась на Банти, как паровой каток.

Банти оглянулся, и Шаса заметил, что он побледнел.

– Линия твоя! – крикнул Шаса, чтобы подбодрить. – Оставайся на ней!

И тут же увидел, что Макс нарочно всадил носок сапога в лоснящееся плечо жеребца и Немезис изменил угол атаки. Нападение было опасное, и если бы Банти не отступил, закончилось бы откровенным фолом. Но тактика запугивания снова сработала, Банти лихорадочно дернул узду своего пони и отскочил, уступая линию. Макс торжествующе занял ее, собрался, наклонился в седле, высоко занес клюшку, готовясь к удару, и все внимание сосредоточил на белом мяче, который прыгал по дерну прямо перед ним.

Он не заметил с ближней стороны Шасу и не был готов к скорости, которую развил Тигровая Акула, пришпоренный Шасой; Шаса под разрешенным углом вышел на линию.

Никто из них не сумел ударить по мячу; значит, мяч был спорный, и оба игрока имели право на попытку. Но когда они оба сорвались с места – лошади шли галопом, и Тигровая Акула всего на голову отставал от мощного черного жеребца, – Шаса ткнул пони, и Тигровая Акула радостно откликнулся. Он резко изменил угол и что было сил ударил мощным, неправильной формы плечом. Столкновение оказалось таким неожиданно сильным, что Шаса едва не вылетел из седла и ухватился за шею Тигровой Акулы.

Но Блэйн был прав: это была слабая сторона Макса Тюниссена, которую он весь турнир старательно прятал, и Тигровая Акула очень верно выбрал момент, чтобы проверить эту слабость. Немезис резко увернулся, споткнулся, опустив голову между передними ногами, и Макс Тюниссен очутился в воздухе, высоко над головой своего пони, но удержал в руках узду. На одно ужасное мгновение Шасе показалось, что он убил его.

Затем с проворством, рожденным страхом и природными данными, Макс, как кошка, развернулся в воздухе и приземлился – тяжело, неловко, но на обе ноги. Несколько мгновений он был в таком ужасе, так потрясен, что не мог говорить. Под пронзительные свистки судей с обеих сторон поля Шаса снова сел в седло и успокоил Тигровую Акулу. Макс Тюниссен истерически закричал:

– Он напал на меня, это сознательный фол! Он пересек мою линию. Я мог погибнуть!

Макс был бледен и весь дрожал. Брызги слюны летели с его трясущихся губ, и он подпрыгивал на месте, как капризный ребенок, вне себя от досады и испуга.

Судьи совещались в середине поля. Шасе хотелось повлиять на них, заявить о невиновности, но здравый смысл победил, и он со всем достоинством, на какое был способен, повернул Тигровую Акулу обратно, глядя прямо перед собой, не обращая внимания на крики в толпе, но чувствуя, что ропот скорее одобрительный: зрители поняли, что пострадавший попался на собственную уловку, и не сердились на неспортивное поведение.

Судьи не пришли к согласию. Они проехали по полю, чтобы поговорить с рефери, который спустился к ним с трибуны.

– Хороший прием, Шаса! – К нему подъехал Банти. – Этому парню будет о чем написать домой.

– Меня могут удалить, Банти, – ответил Шаса.

– Ты не пересек линию! – горячо возразил Банти. – Я видел.

Но огонь в крови Шасы потух, и неожиданно он задумался, что скажет дедушка и – еще более неприятная мысль – мать, если его на глазах у всех гостей удалят с поля и он навлечет позор на всю семью. Он нервно посмотрел на трибуны. Но они были слишком далеко, чтобы разглядеть выражение лица Блэйна Малкомса. Высоко на трибуне он увидел желтое пятно – шляпу матери, и ему показалось, что угол наклона этой шляпки выражает неодобрение, но судьи уже возвращались. Один из них подъехал непосредственно к Шасе и со строгим выражением лица остановил перед ним лошадь.

– Мистер Кортни!

– Сэр!

Шаса выпрямился в седле, готовый к худшему.

– Официальное предупреждение, сэр. Вы получаете предупреждение за опасную игру.

– Я принимаю предупреждение, сэр.

Шаса пытался придать лицу выражение, которое соответствовало бы строгому лицу судьи, но его сердце пело. Ему сошло с рук.

– Продолжайте игру, мистер Кортни, – сказал судья и, прежде чем он повернул лошадь, Шаса успел заметить, как он слегка подмигнул.