Власть меча

Остановившись в дверях, он посмотрел на устроенный им беспорядок. Потом достал из-за двери метлу и принялся за работу. И управился лишь к концу дня. Единственное, с чем Шаса ничего не мог поделать, было грязное постельное белье. Он увязал грязные одеяла и простыни в узел вместе со своей грязной одеждой, чтобы отдать в Вельтевредене мужчинам-прачкам. Потом наполнил из бака для дождевой воды котелок и вскипятил на печи.

Он старательно побрился, надел самую чистую рубашку и брюки, какие смог найти, и прикрыл глаз повязкой. Запер хижину и спрятал ключ; потом, прихватив тюк грязной одежды и белья, пошел вверх по тропе. Его «ягуар» был в пыли и пятнах морской соли. Аккумуляторы сели, и Шасе пришлось подтолкнуть машину с горки, чтобы мотор завелся.

Сантэн была у себя в кабинете, за столом, изучала документы. Когда он вошел, она вскочила и готова была броситься к нему, но с явным усилием остановилась.

– Здравствуй, chеri. Отлично выглядишь. Я беспокоилась о тебе. Ведь прошло целых пять недель.

Полоска на глазу по-прежнему вызывала у нее ужас. Глядя на нее, она всякий раз вспоминала последние слова Изабеллы Малкомс: «Око за око, Сантэн Кортни! Попомните мои слова – око за око!»

Взяв себя в руки, она подошла к сыну и подставила щеку для поцелуя.

– Я рада, что ты снова дома, chеri.

– Блэйн Малкомс предложил мне работу. Военную. Думаю согласиться.

– Уверена, что это очень важно, – кивнула Сантэн. – Рада за тебя. Я могу охранять крепость до твоего возвращения.

– Конечно, мама, – сухо улыбнулся он. – В конце концов, ты занимаешься этим уже двадцать два года – охраняешь крепость.

* * *

Длинный ряд товарных вагонов, который тянули два паровоза, поднимался на последний участок прохода. Уклон был крутой; паровозы пускали яркие серебристые столбы пара, и горы вдоль реки Хекс отзывались эхом на гул их котлов.

В последнем усилии они преодолели подъем и вырвались на высокую равнину открытого кару[94]; стремительно набирая скорость, паровозы загромыхали по плоскогорью, и длинный ряд вагонов устремился за ними.

В сорока милях от прохода в горах поезд замедлил ход и остановился на сортировочной станции железнодорожного узла у реки Таус.

В кабинете начальника станции ждала сменная бригада; поболтав немного со сменяющимися машинистами, железнодорожники поднялись на подножки. Первый паровоз отцепили и перевели на запасной путь. Он был больше не нужен, поскольку остальная часть пути – свыше тысячи миль до самого Витватерсранда – пролегала по равнине. Этому паровозу предстояло вернуться к горному проходу и помочь втащить на крутой подъем следующий товарный состав.

Сменившиеся рабочие, прихватив посуду для ланча и пальто, начали спускаться по дороге к ряду железнодорожных коттеджей; они радовались возможности оказаться дома вовремя, чтобы успеть принять горячую ванну и поужинать. Только один машинист задержался на платформе и смотрел, как состав отошел от станции и, набирая скорость, устремился на север.

Он сосчитал проходящие вагоны, проверяя свои предыдущие подсчеты. Вагоны номер двенадцать и тринадцать закрыты и выкрашены серебрянкой, чтобы отличались от других и чтобы отражать тепло солнечных лучей. На каждом вагоне алый крест и во всю длину предупреждающая надпись шестифутовыми буквами: «ВЗРЫВЧАТКА». В Западном Сомерсете на фабрике компании «Африканская взрывчатка и химические материалы» вагоны были загружены двадцатью тоннами гелигнита, предназначенного для золотых шахт «Англо-американской группы».

Когда мимо прошел вагон с охранником, машинист направился в кабинет начальника станции. Сам начальник, в форменной фуражке, с красным и зеленым флажками в руке, еще был на дальнем конце платформы. Машинист снял телефонную трубку и покрутил ручку.

– Центральная, – сказал он в микрофон на африкаансе, – дайте Матьесфонтейн одиннадцать-шестнадцать.

Он подождал, пока оператор произвел соединение.

– Говорите.

Но машинист дождался щелчка, означавшего, что оператор отсоединился, и только после этого сказал:

– Говорит ван Никерк.

– Белый Меч слушает.

От ответа, хотя и ожидаемого, волоски на шее у машиниста встали дыбом.

– Идет с опозданием двадцать три минуты. Вышел две минуты назад. Вагоны номер двенадцать и тринадцать.

– Отличная работа.

Манфред Деларей положил трубку и взглянул на часы, потом улыбнулся двум женщинам, которые с опаской посматривали на него из деревенской кухни.

– Спасибо, мефрау, – обратился он к старшей. – Мы благодарны вам за помощь. Даю слово, для вас никаких нежелательных последствий не будет.

– Нам давно знакомы нежелательные последствия, – гордо ответила старуха. – В девяносто девятом красношеие спалили мою ферму и убили мужа.

Мотоцикл Манфред поставил за амбаром. Он включил двигатель и проехал около мили до главной дороги. Там он повернул на север, и через несколько миль дорога пошла параллельно рельсам. У подножия каменистого холма дорога и рельсы расходились. Железнодорожная линия поднималась по склону и исчезала за холмом.