Майкл улыбнулся, показывая искусственные зубы.
— Ты самое чудесное, что случилось в моей жизни. Катастрофа лишь в том, что ты, кажется, продолжаешь расти и становишься красив уже невыносимо. На тебя оборачиваются. Я умирал от ревности сегодня в ресторане. — Затем он выбрал диск, включил симфонию Малера и с мягкой настойчивостью напомнил: — Ты хотел искупаться.
У фонарей вились ночные мотыльки. Игорь отставил бокал и начал снимать одежду, всей душой ощущая тоскливую скуку. Малер и Пуччини, приспособления для связывания, агрегаты на батарейках, видео сцен изнасилования — все, что когда-то мучило его, вызывая отвращение и чувство неловкости, теперь вошло в привычку по прихоти человека, с которым он был связан цепью непреодолимых обязательств.
— Разденься совсем, — пробормотал Майкл, и, помедлив, Игорь подчинился.
Озябнув кожей, не от прохлады светящейся воды, а под взглядом Коваля, он вошел в бассейн, проплыл несколько раз от бортика к бортику. Лег на спину, глядя в небо, полное звезд. И в который раз повторил себе, что цена, которую он платит за покой и благополучие, не так высока, как могла бы быть.
— Легче посадить новые лимоны, — произнес он, почти равнодушно позволяя Майклу касаться щекой своего живота и бедер, когда тот, нагнувшись, вытирал махровой простыней его ступни. — Эти даже не цветут.
— Радикальные меры следует применять лишь в крайнем случае, — проговорил совсем по-стариковски Коваль. — Это правило часто помогало мне в жизни. — Он накинул простыню Игорю на плечи. — Как твоя ножка? Не болит? Уже почти не видно шрамов… Сегодня мы долго, долго не будем спать.
— Нет, я устал, пойду наверх, — заявил Игорь с неожиданным для самого себя упрямством.
— Я сделаю тебе расслабляющий массаж. Или ты уже устал от
На лице Коваля, таком незначительном без очков, выступило страдальческое выражение. Игорь хотел взять сигарету, но почему-то передумал. Ему хотелось выключить нескончаемого Малера, но он не решился и на это.
— Просто мотался по жаре… и коньяк. Просто хочу спать.
— Но у тебя, кажется, было время выспаться, — возразил Майкл. — Мы не виделись две недели, я безумно скучал. И кажется, меня нельзя упрекнуть, что я требую слишком много…
Игорь закусил щеку изнутри, чтобы удержать нервное подергивание мускула возле рта. Врачи говорили, что со временем тик пройдет, но пока с этим ничего нельзя сделать. Малер нарастал ритмично, как зубная боль, как известия о покушениях, смертях, арестах.
Только классическая музыка, новости и криминальная хроника, дома или в машине; всякий раз, когда он приезжал, кого-то убивали. Игорю не пришло бы в голову сопоставлять эти факты, если б не услышанный случайно обрывок телефонного разговора. Сам не зная зачем, он спросил:
— А когда ты снова полетишь в Нефтеюганск?
На секунду лицо Майкла окаменело, затем брови поползли вверх.
— Дорогой мой мальчик, ты, кажется, сегодня лично встречал меня с рейсом из Лондона.
— У тебя наклейка на чемодане.
— Видимо, тебя нужно похвалить за наблюдательность, но я просто взял из шкафа старый чемодан, — проговорил Майкл вкрадчиво. — Ты прекрасно знаешь, мой милый, что я давно не был в России. Нас с тобой там никто не ждет, вернее, ждут серьезные проблемы… Которые я пока что не могу решить.
— Ты поэтому такой нервный?
Несколько секунд Майкл смотрел на него немигающим взглядом, затем ответил:
— Все же рано или поздно придется сказать тебе… У меня есть новости. Георгий Измайлов, видимо, скоро выйдет из тюрьмы, хотя и не должен был. Видимо, он смог откупиться от предъявленных обвинений, в России это происходит на каждом шагу.
Игорь почувствовал себя как обездвиженный больной, который вдруг смог дотянуться до стакана на тумбочке. Но стакан уже падал, расплескивая воду.
— Не думаю, что он будет интересоваться нашими с тобой обстоятельствами, но все же нельзя исключать, например, что он попробует с тобой связаться, — продолжал Майкл, не сводя с Игоря пристального взгляда. — Впрочем, исходя из того, что за два года он ни разу не пытался навести справки, а в тюрьме его посещал родственник очень молодого возраста… двоюродный племянник или что-то в этом роде… Я вижу, ты огорчен?
— Мне все равно, — перебил Игорь. — Мне холодно, я иду в дом.
Он поднялся в свою спальню, накинул на плечи одеяло, встал к окну, слушая море, всей душой чувствуя растерянность. Думая о том, что нефтедобытчик, может быть, по вине Коваля умирающий сейчас в московской больнице, ощущает тот же холод и страх.
Майкл, уже надев пижаму и возвратив на лицо очки, вошел и негромко упрекнул:
— Ты снова куришь. Я думал, мы не будем возвращаться к этой неполезной привычке.
— Просто пара сигарет сегодня.
— Уже гораздо больше.
— Все сосчитал?..
— Я ничего не считаю, мой дорогой. Ты прекрасно знаешь, я готов исполнить любой твой каприз. — Майкл опустился на колени, обнял Игоря и прижался головой к его животу. — Потому что я счастлив с тобой, как чудище из сказки «Аленький цветочек». Если ты меня покинешь, я умру на этом острове от тоски.