Власть мертвых

Они направились к дому, Игорь впереди, Майкл следом. Лунный свет инеем ложился на сухую траву.

В эту минуту Игорю вспомнился фильм про песчаных варанов, который он недавно смотрел по спутниковому каналу. Укусив животное, с которым не способен справиться сразу, варан шел за жертвой, ожидая, пока она обессилеет от инфекции, занесенной в рану из его пасти.

На ступеньках террасы Коваль остановил его.

— Игорь, скажи мне только одно. Когда мы наконец избавимся от этого человека? Или он принес тебе мало неприятностей? Я не понимаю, почему мы должны ссориться из-за него… Говорить друг дружке ужасные вещи, в то время как он и думать о тебе забыл.

Игорь понимал, что Майкл прав. Измайлов, виновник множества проблем, снова вмешивался в его жизнь, нарушая ее спокойное течение.

— Я тоже забыл. Я не хочу об этом говорить.

— Хорошо. Давай считать, что это нервное, виноват алкоголь. Важно только, чтобы ты понимал: я никогда не причиню тебе вреда. Но если кто-то попытается тебя отнять… Мне больно даже думать об этом. Все потеряет смысл… Я пойду на любые меры.

В его тоне звучала жалоба, подбородок подрагивал, но взгляд за мерцающими стеклами был холодным и отчетливо говорил: «Только попробуй, увидишь, что будет».

Сон, который часто мучил Игоря — выстрел, красные хлопья, летящие по воздуху, теплые брызги на руках и лице — в какую-то долю секунды он увидел словно наяву. Но в этом сне была другая смерть, здесь автоматная очередь вспарывала сукно и полотняную ткань сорочки, орошая теплой кровью капот машины, дорогие туфли, асфальт.

В спальне он лег на кровать. Майкл принес ящичек с лекарствами, чтобы промыть ссадину на его ладони. Сел рядом, смочил вату дезинфицирующим раствором.

— Потерпи, сейчас будет немного больно.

— Куда я денусь, — усмехнулся Игорь, закрыв глаза.

После таблетки он и в самом деле чувствовал непривычный внутренний покой, вернее, вялое презрение к своему недавнему беспокойству. Выбора не было. Он больше не противился, когда Майкл прикоснулся сухими губами к его губам и скользнул по спине холодной рукой.

Список благодеяний

…Мне хлебом был,

И снегом был.

И снег не бел,

И хлеб не мил.

Марина Цветаева

Судьба Марьяны далеко уклонилась от намеченного когда-то пути, и в последнее время она все чаще возвращалась мыслями в прошлое, пытаясь понять, где и когда допустила ошибку. Принимая решение уйти из бизнеса и переехать в Москву, она, конечно, не могла предполагать, что станет любовницей и доверенным лицом пожилого аппаратчика Салова, что будет заниматься неблаговидным и опасным посредничеством в его махинациях с госбюджетом, не получая от этого ни особой прибыли, ни удовольствия, и что ей самой придется принять бытующую в этой среде извращенную мораль. Но все произошло именно так, и не было внятного ответа на вопрос, почему сейчас она позволяла использовать себя мужчине, годящемуся ей в отцы, не любимому и не заслуживающему уважения, а всего два года назад не смогла закрыть глаза на слабости Георгия Измайлова, в любви к которому состояло оправдание всей ее жизни.

Поначалу она рассчитывала с помощью Салова обзавестись полезными знакомствами и попытаться начать бизнес в Москве, используя свой опыт и практицизм. Но чиновничий круг общения был слишком однообразен, хотя и представлялся широким. И она быстро почувствовала себя чужой в этой гонке за «счастьем по-московски» — хватать все больше, чтобы все больше тратить, каждый год обзаводиться новой машиной, новой женой и новым ребенком, рожденным по всем медицинским правилам в западной клинике, судиться с брошенной женой и «старыми» детьми, снова хапать, чтобы пустить пыль в глаза соседу, чтобы с шиком заплатить за ужин на двоих столько, сколько должен стоить недельный отдых на европейском курорте.

Невольно сравнивая людей из своего нового окружения с Георгием, который в любой ситуации умел сохранять достоинство, Марьяна испытывала боль сожаления и в какой-то момент даже перестала это скрывать. Душевное равновесие, которое она на время обрела, посетив отдаленный монастырь, теперь казалось самообманом. Она больше не ездила к старцам и почти не бывала в церкви, чтобы не вспоминать об обещаниях, которые давала себе когда-то. Примерив чужую, лишенную внятного смысла жизнь, она чувствовала, что несчастлива. Но даже несчастье это не было глубоким, а текло жидким ручейком, не обещая обновления, в которое она так верила когда-то.