Будучи итальянцем, он сожалел о том, что британцы вмешивались в дела греков, чтобы помочь им добиться свободы, как в 1827 г., но не выступили против австрийского абсолютизма на итальянском полуострове. Именно этот аргумент помог убедить Гладстона и значительную часть британских либералов отойти от позиций Кобдена, предполагавших невмешательство. Отчасти уступил даже сам Кобден. Безусловно, это не означало, что притесняемые европейские нации не должны
Национальная программа Мадзини придавала большое значение самопомощи, взаимопомощи и образованию – Мадзини сам поддерживал школу для детей бедных итальянских рабочих в центральном Лондоне. Однако в его доктрине не упоминались ни классовая борьба, ни что-либо другое, угрожающее подорвать Священный Грааль национального единства. Вот почему Мадзини много говорил об опасностях, исходящих от новых идеологий социализма и коммунизма. В 1842 г. он писал о необходимости просвещать рабочих, которые «по ошибке прибились к коммунизму». Когда восемь лет спустя он одобрил идею учреждения в Лондоне Европейского центрального демократического комитета – своего рода руководящего органа «Молодой Европы», группы демократов, – то упомянул и о необходимости спасти «демократические национальности» от «анархии коммунистических сект»[51]
.Почему же Мадзини решил, что такая спасательная операция необходима? Новые термины «социализм» и «коммунизм», значение которых до сих пор размыто и определено неточно, вошли в обиход, когда в 1846 г. в вольном польском городе Кракове поднялось восстание, быстро подавленное австрийцами. Польская проблема снова занимала первые полосы газет, угрожая расколоть радикальное движение на две части. В Лондоне лидеры чартистов и журналисты объединялись вокруг радикальной группировки, известной как Братство демократов: они собирали деньги для поляков и планировали мобилизовать революционных эмигрантов других национальностей[52]
. Мадзини, однако, остерегался Братства демократов, поскольку был далек от их социалистических симпатий. Вместо этого он поддержал создание другой, более респектабельной группы лобби – Интернациональной лиги народов, целью которой было подтолкнуть Министерство иностранных дел в продемократическом направлении. В следующие два года британская радикальная пресса переходила с позиций одной противоборствующей группировки к другой. В дискуссиях принимали участие в том числе два немецких радикала, Карл Маркс и Фридрих Энгельс, в то время представители германских демократических коммунистов в Брюсселе.Удивительный, хотя и непрямой, спор между Марксом и Мадзини, столь важный для понимания международных отношений до конца холодной войны, начался именно здесь, с ожесточенного интеллектуального противостояния в викторианской радикальной политике. В этом споре прослеживается два подхода к интернационализму: один – основанный на принципе национальной эмансипации внутри капиталистической системы, другой – на коммунистическом интернационализме. В XX в. оба эти принципа найдут поддержку у двух великих держав. Быстро заняв позиции взаимного антагонизма, Маркс и Мадзини на самом деле во многом придерживались схожих мнений, в том числе касательно того фундаментального факта, что нации остаются основными элементами в строительстве любого интернационального порядка.
Все началось, когда в 1846 г. Маркс и Энгельс написали статью о последствиях чартизма. «Английский рабочий класс понимает, – утверждали они, – что именно теперь великая борьба капитала и труда,