Власть над водами пресными и солеными. Книга 1

Теперь, когда я уже не я. Я — чудовище, которым всегда хотела быть. С тех самых пор, как поняла: чтобы не слышать дразнилок, надо уничтожить всех, кто дразнится. Физически уничтожить. Порвать на флажочки и прикопать совочком.

Да, с возрастом я осознала ошибочность столь радикального подхода. Я научилась делать вид, что мне по фигу дразнилки дразнящих и шуточки шуткующих. Я научилась давать холодный отпор и брезгливый отлуп. Я научилась посылать в таком тоне, что даже Гаагский суд не признал бы его непозволительным. Я научилась наносить раны, которые саднят годы спустя.

И все равно мне этого мало. Я хочу убить их всех. Мне не нужны ни их извинения, ни их комплименты, ни их подхалимаж… Я хочу, чтобы они перестали БЫТЬ.

Правда, если меня спросить: а кто это "они"? — я и не отвечу. Потому что не знаю. Ни имен, ни адресов, ни лиц, ничего не помню. А зачем? Главное — не эти случайно подвернувшиеся шалуны и шалуньи. Главное — это оно, хтонический* (Порожденный подземным царством — прим. авт.) монстр, произраставший внутри меня, дитятко-вампир, жрущий маменьку изнутри утробы.

Сегодня это нечто проросло меня насквозь и заняло мое место в мире снов. Эх, мне бы зеркало… Рассмотреть великолепно-ужасную тварь, проросшую из меня.

Но я вижу себя ниже груди — весьма человеческой. У меня могучее, антрацитовое змеиное тулово и хвост, уложенный элегантными кольцами — не меньше дюжины. Руки у меня, впрочем, тоже есть. А на них — пальцы с агатовыми когтями выдающейся длины.

Сейчас я злюсь — и мышцы хвоста слегка подергиваются, точно проверяют себя на убойность и скорость броска, буде таковой понадобится.

А еще у меня имеется мощная, гнущаяся во всех направлениях шея, укрепленная кожистым воротником, который, когда я нападаю, распускается, словно плотоядный цветок.

И пока это воротниковое великолепие отвлекает противника, челюсть на моем вроде бы человеческом — и даже несильно изменившемся — лице отваливается даже не на девяносто, а на все сто восемьдесят градусов и из-за верхней десны выстреливает парочка тонких, узких, адски ядовитых зубиков.

Все понятно. Я — ламия. Злобная, бессердечная, неукротимая женщинозмея.

Теперь, если я не сломаю жертву пополам одним ударом хвоста и не порежу ногтями в фетуччини, я его укушу ядовитыми зубами, или продырявлю ядовитой оторочкой воротника, или просто проглочу живьем. Пусть заживо растворится в моем желудочном соке. Тоже смерть не из приятных.

Словом, я — сказочная машина для убийства. Которая во всем своем хтоническом великолепии, покачиваясь на хвосте, стоит перед Паутиной Всех Смертей Мира. Я раздражена и я в замешательстве.

Я смотрю на инкубатор смертей всего живого.

Единой Смерти Вообще, Приходящей Ко Всем, не существует. Не существует фигуры в черном плаще, эпически-величавой и декадентски-стильной. Смерть у каждого своя. Выросшая там, внутри капли, любая смерть, как ребенок, похожа и непохожа на других детей. И может оказаться столь же непрезентабельной и неудачной, сколь и единокровное чадо. Прямо хоть расти ее втихомолку и никому не показывай. Засмеют.

Смерть, напророченная мне в кислом яблоневом аду, как раз из таких — мучительная, грязная, незаслуженная. И отлично замаскированная под божью кару. Смерть из тех, что заставляет душу биться в истерическом крике: ПОЧЕМУ Я???

Пусть другие живут и умирают, считая себя слишком мелкой сошкой, чтоб получить ответ. Я не позволю использовать себя в качестве легко заменимой детали. Я стану чудовищем и приду пугать Смерть.

Вот только проблема в том, что никакой Смерти нет. Есть куча каких-то мизерных терминаторов, вызревающих внутри своих хозяев, точно глисты. А против миллиардов глистов моя адская мощь выглядит… смешно.

Оттого и ухохатывается невидимая дразнилка, делая меня все нелепее и нелепее в собственных глазах. И уже пофигу, зачем я здесь и какие судьбоносные задачи собираюсь решать. В душе одно желание: напиться крови насмешника, сделать так, чтобы он умолял о смерти…

Растягивая змеиную пасть и расправляя драконий ворот, я разворачиваюсь вокруг собственной оси со сверхзвуковой скоростью. Из горла рвется угрожающее шипение и мертвецкий смрад. Сейчас я уничтожу все живое в радиусе километра, а после вернусь к своим великим делам. Нельзя совершать великие дела, когда над тобой насмехаются.

И кого же я вижу за своей спиной с занесенным мечом? Естественно, Дубину. А рядом выпевает оскорбительный мотивчик… его бессменная напарница. То есть я сама.

— Что ты творишшшь? Что ты творишшшшшшь? — надрываюсь я-монстр. — Зачем ты мне мешаешшшь?

— А чтобы ты не выглядела дурой! В очередной раз, — чеканит Старый Викинг, небрежно отодвигая Геркулеса с его бесполезной железякой. — Я тебя всю жизнь предупреждаю: куда ты прешься со всем этим боеприпасом, дура? Опять засмеют! Сама себя ведь жрать будешь! Ты, бесполезная тварь!

— Ссегодня я зассставлю Сссмерть отссступить! — свищу я.

— Она зассстаа-а-авит! — хихикает Старый Викинг. — Всссе кругом засссрет и зассста-а-авит! Уй, как ссстрашшшно!