Власть научного знания

Впрочем, приведенные в таблицах 2–4 данные отражают лишь тот факт, что некогда очень высокий уровень «взаимозависимости» этих государств, который, кстати, был еще выше в 1913 году, лишь постепенно восстанавливался после войны. На первый взгляд, подобная тенденция допускает вывод о том, что сегодня экономики разных стран должны быть более независимыми, чем в 1920-е и 1930-е годы. Однако это ошибочная интерпретация. Взаимозависимость крупных торговых держав сегодня во многих отношениях выше, чем пятьдесят лет назад, несмотря на то, что, например, экспортные квоты в отдельных случаях еще не достигли уровня прошлых лет. Хотя в чисто «физическом» смысле экономическая зависимость отдельных государств от их торговых партнеров уменьшилась, во многих других, более значимых отношениях их взаимозависимость усилилась (см., например, Rich, 1983). Чтобы в этом убедиться, достаточно внимательно изучить фактические торговые потоки, характер импортируемых и экспортируемых товаров, услуг и капитала, потребителей и экономический уровень торговых партнеров. Вместе с тем в последнее время имеют место экономические процессы, которые, с одной стороны, ведут к уменьшению торговых потоков, а, с другой стороны, усиливают взаимосвязи между партнерами. К таким процессам относится, например, рост многонациональных концернов. Производство в разных странах уменьшает экспортные риски или полностью избавляет от необходимости экспортировать товары и услуги. Как подчеркивает, в частности, Розенкранц (Rosencrance, 1987: 163), прямые инвестиции такого рода ведут к тому, «что объединение инвестиций в индустриальных странах порождает взаимную заинтересованность в успехе каждого, чего не было в девятнадцатом веке и вплоть до первой мировой войны».

Политическое значение разветвления и усиления экономических связей и, соответственно, взаимозависимости сегодня совершенно иное, нежели в 1920-е и 1930-е годы. Взаимопроникновение экономических систем разных национальных государств вынуждает их сотрудничать друг с другом. Национальные цели если и могут быть достигнуты, то только за счет мер, согласованных с иностранными партнерами.

Мировая экономическая политика, или Кризис кейнсианской теории

Было бы неверно на основании наших рассуждений делать вывод о том, что пределы экономических мер, опирающихся на положения «Общей теории», совпадают с пределами самой «Общей теории». Такого рода пределы существуют. Однако, кроме того, эффективная экономическая политика имеет пределы, очерченные экономическими условиями и процессами их изменений. Научные и логические пределы «Общей теории» были неоднократно описаны компетентными людьми (например: Hansen, 1952; Kaldor, 1983). Нас же интересуют возможности и границы социально-научного знания в тот момент, когда оно сталкивается со специфическими социальными условиями действий со стороны определенных акторов. Нам, таким образом, интересны не логические или «научные» границы «Общей теории», а «исторические» или практические пределы сформулированного Кейнсом экономического знания.

Крах кейнсианской экономической политики в экономических и политических условиях, установившихся с 1960-х годов, – общепризнанный факт, однако на его констатации консенсус наблюдателей исчерпывается. Существует множество зачастую противоречивых объяснений, авторы которых хотя и обращаются к интересующим нас историческим фактам, но при этом надеются самыми разными способами обосновать тезис о практической иррелевантности кейнсианского инструментария. Среди объяснений звучал также упрек в том, что во многих западных странах отношение к идеям Кейнса с самого начала было скептическим, предложенные им меры экономической политики исполнялись неохотно и не до конца (см., например: Steindl, 1985 116 и далее), а в 1970-е гг. кейнсианская политика была применена не по назначению, поскольку ее реализация возможна только в определенной «кейнсианской ситуации» (ср. Schiller, 1987). Наконец, другие критики Кейнса не хотели верить в то, что в истории вообще имел место такой факт, как практически эффективная кейнсианская экономическая политика. Так, Альфред Вебер после второй мировой войны сетовал на то, что эпигоны Кейнса, пытавшиеся превратить теорию учителя «в универсальное политэконо-мическое учение», «несут значительную часть вины за те серьезные трудности, которые в настоящее время испытывает свободный мир».