Каждый мужчина и каждая женщина в демократии должны быть не рабом или бунтовщиком, а гражданином, то есть человеком, который обладает определенным правительственным умонастроением, оставляя и всем другим необходимую его долю, но не более того. Там, где демократии нет, правительственное умонастроение – умонастроение господ в отношении к подданным; но там, где демократия есть, это умонастроение равного сотрудничества, которое включает утверждение своего мнения, но в определенной степени, и не больше.
Это подводит нас к источнику затруднений многих демократов, а именно к так называемой принципиальности. К большинству разговоров о принципиальности, самопожертвовании, героической преданности делу и т. д. следует отнестись с некоторым скепсисом. Поверхностный психоанализ легко покажет, что за этими изящными названиями скрывается нечто совершенно иное, а именно гордыня, ненависть, желание мести, которое было идеализировано, коллективизировано и персонифицировано в качестве некоей благородной формы идеализма. Воинственного патриота, который готов и даже рвется воевать за свою страну, можно обоснованно заподозрить в определенном удовольствии от убийства. Добросердечное население, состоящее из людей, к которым в детстве относились с добротой и сделали их счастливыми, и кто в юности понял, что мир – место для них дружественное, не выработает того специфического идеализма, который называется патриотизмом, классовой войной или как-то еще и который состоит в объединении ради убийства большого количества людей. Я полагаю, что склонность к жестоким формам идеализма усиливается несчастливым детством, и она бы сгладилась, если бы раннее воспитание в эмоциональном плане было таким, каким оно и должно быть. Фанатизм – дефект отчасти эмоциональный, а отчасти интеллектуальный; с ним надо бороться тем счастьем, которое делает людей добросердечными, и тем интеллектом, который взращивает научную привычку.
Настрой в практической жизни, необходимый для успешной демократии, точно совпадает с научным настроем в жизни интеллектуальной; он представляет собой середину между скептицизмом и догматизмом. Он полагает, что истина не является ни вполне постижимой, ни полностью непостижимой; она постижима в определенной степени, и только с определенным трудом.
Автократия в ее современных формах всегда совмещается с верой: верой Гитлера, Муссолини или Сталина. Там, где есть автократия, молодежи внушается определенный комплекс убеждений еще до того, как она получает способность мыслить, и эти убеждения насаждаются с постоянством и упорством, в надежде на то, что впоследствии ученики никогда не смогут избежать гипнотического воздействия этих ранних уроков. Убеждения внушаются не с опорой на основания, позволяющие считать их истинными, а путем повторения как у попугая, благодаря массовой истерии или массовому увещеванию. Когда подобным образом обучили двум противоположным вероисповеданиям, они производят две сталкивающиеся друг с другом армии, а не две партии, способные вести спор. Каждый загипнотизированный автомат чувствует, что самое святое в его жизни связано с победой его стороны, а все самое отвратительное представлено противоположной. Подобные фанатичные фракции не могут встретиться в парламенте и сказать: «давайте посмотрим, у какой стороны большинство»; это опять же было бы слишком прозаично, поскольку каждая из сторон отстаивает священное дело. Догматизм такого рода необходимо предупреждать, если мы хотим избежать диктатур, и меры по его предупреждению должны составлять существенную часть воспитания.
Если бы я управлял воспитанием, я бы знакомил детей с самыми ярыми и красноречивыми защитниками всех позиций по каждому существенному вопросу, которые бы общались со школами по Би-би-си. Учитель же потом должен попросить детей кратко представить их аргументы и мягко научить их тому, что красноречие находится в обратной зависимости от обоснованности доводов. Приобретение иммунитета от красноречия крайне важно для граждан демократической страны.
Современные пропагандисты учились у рекламщиков, которые первыми открыли путь к технике производства иррационального убеждения. Воспитание должно выстраиваться так, чтобы противодействовать естественной доверчивости и одновременно естественной недоверчивости необразованных людей – привычке верить выспренному необоснованному суждению и не доверять спокойному суждению, даже если оно подкреплено лучшими доводами. Я бы начал с детского сада, с двух коробок конфет, одну из которых должны выбрать дети: одни конфеты очень хорошие, подкрепленные трезвой и точной рекомендацией, основанной на описании их ингредиентов; другие – отвратительные, но рекомендованные наилучшими рекламодателями и всеми их приемами. Чуть позже я начну давать им на выбор два места для отдыха на природе: прекрасное место, найденное по контурной карте, и убогое место, расхваленное великолепными афишами.