Торговля, хотя она и поддержала королей в борьбе с феодальной анархией, всегда, когда чувствовала себя достаточной сильной, была республиканской. Так было в античности, на севере Италии, в городах Ганзы в Средние века и Голландии в эпоху ее расцвета. Поэтому союз королей и торговли всегда оставался неустойчивым. Короли апеллировали к «божественному праву» и пытались по возможности сделать свою власть традиционной или почти религиозной. В этом они добились кое-какого успеха: казнь Карла I показалась святотатством, а не просто обычным преступлением. Во Франции Людовик Святой стал легендарной фигурой, святость которой в какой-то мере распространялась даже на Людовика XV, который все еще был «самым христианским королем». Создав новую придворную аристократию, короли обычно предпочитали ее буржуазии. В Англии высшая аристократия и буржуазия смешались друг с другом, поставив короля с чисто парламентским титулом, у которого уже не было прежних волшебных качеств и величия: например, Георг I уже не мог исцелять от золотухи, в отличие от королевы Анны. Во Франции король взял верх над аристократией, и их головы вместе пали на гильотине.
Союз торговли и национализма, который начал формироваться в Ломбардской лиге во времена Фридриха Барбароссы, постепенно охватил всю Европу, достигнув своего последнего, но при этого самого краткого триумфа в русской Февральской революции. Там, где он завоевывал власть, он обращался против наследственной власти, основанной на земле, сначала в союзе с монархией, но потом и против нее. В конечном счете короли повсюду исчезли или же были сведены до уровня символических фигур. Сегодня национализм и торговля в какой-то мере разошлись; в Италии, Германии и России верх взял национализм. Либеральное движение, начавшееся в Милане в XII веке, себя исчерпало.
Традиционная власть, если она не разрушается изнутри, почти всегда проходит определенное развитие. Подкрепляясь внушаемым ею почитанием, она становится безразличной к общему одобрению, поскольку считает, что никогда его не утратит. Своей праздностью, безумием или жестокостью она постепенно порождает в людях скепсис к ее претензиям на божественный авторитет. Поскольку у этих претензий нет никакого лучшего источника, помимо привычки, критика, стоит ей только сформироваться, способна легко с ними разделаться. На место старого вероисповедания приходит новое, полезное бунтовщикам; иногда, как в случае Гаити, освободившегося от французов, на место старой веры заступает хаос. Как правило, широкому восстанию умов обязательно предшествует довольно долгий период откровенно дурного правления; причем во многих случаях бунтовщикам удается присвоить старый авторитет, по крайней мере частично. Так, Август поглотил все традиционное достоинство сената; протестанты сохранили почтение к Библии, отвергнув при этом почитание католической церкви; британский парламент постепенно приобрел власть короля, не уничтожая при этом уважения к монархии.
Все это были, однако, лишь ограниченные революции; революции большего масштаба предполагали более существенные трудности. Замена наследственной монархии республиканской формой правления, если она происходила внезапно, обычно приводила к различным потрясениям, поскольку новая конституция не имела никакой власти над умственными привычками людей и соблюдалась в целом лишь в той мере, в какой она согласовывалась с личными интересами. Следовательно, в такой ситуации амбициозные люди желают стать диктаторами и могут отказаться от такого желания лишь после ряда неудач. Если же таких неудач не было, республиканская конституция не сможет приобрести той власти над мыслями людей, что необходима для стабильности. США – едва ли не единственный пример новой республики, с самого начала оказавшейся устойчивой.
Главное революционное движение нашего времени – атака социализма и коммунизма на экономическую власть частных лиц. Можно ожидать, что в нем мы обнаружим общие качества всех подобных движений, примером которых может быть развитие христианства, протестантизма и политической демократии. Но больше об этом я скажу в следующих главах.
6
Голая власть