Власть оружия

Проводники закончили обсуждать найденные в иле останки и возвратились к колонне.

– Хорошая дорога! – объявил Аршак. – Можно ехать!

– А что вы нашли? Мертвяк вродь? – окликнул старика Самоха. Толстяк так и не решился вылезти из гусеничной башни и теперь орал с подножки.

– Мертвые, да. Поедем, начальник, хорошая дорога! Пока чисто и до темна далече, ехать нужно! Дай приказ заводить!

– Погоди. А от чего мертвый? Что его сгубило?

– Пустыня его забрала, – невозмутимо ответил Аршак.

– Это чего ж… и Штепу пустыня забрала, и этого, со зверем, тоже?

– Пустыня любого забрать может. Поедем, пока дорога хорошая.

Так ничего от проводника не добившись, управленец махнул рукой, поморщился – болит рана-то – и приказал заводить. Колонна двинулась по «хорошей дороге». Небо снова было светлое, солнце палило нещадно. Йоля стала клевать носом.

– Эй, заноза, не спи! – рявкнул Мажуга. – А ну как этот мутафаг снова в тебя крабом швырнет? Или чего похуже? Я видел, он после бури какую-то дрянь в свою сумку собирал. А ты в него стрелять хотела в этом случае.

– Так и быть, можешь тыв него стрельнуть… – позволила Йоля, – покуда я сплю. – Надвинула платок пониже, чтобы глаза прикрыл, повозилась на сиденье, устраиваясь поудобнее, и задремала.

Колонна под рокот моторов и треск иловой корки продвигалась по ровной, будто раздавленной гигантским прессом, пустыне. После бури слой ила сделался гладким, лишь кое-где из серой массы торчали кости и добела высушенные побеги пустынного коралла. Попадались ржавые железяки, в них уже невозможно было признать части самоходов, владельцев которых, конечно, тоже «забрала пустыня». Позади колонна оставляла широкую полосу взрыхленного песка, пустые бутылки и обглоданные корки водяных арбузов. Солнце поднялось в зенит, броня раскалилась; ветерок, сперва приносивший облегчение, теперь обдавал жаром, как из печи… Йоля несколько раз просыпалась, хлебала из фляги и снова засыпала. Да и что еще делать в пустыне?

Когда жара стала совсем невыносимой, Аршак велел остановиться и пару часов переждать. Харьковчане даже круг не выстроили из самоходов – встали друг за другом, походной колонной. Самоха, непрерывно потеющий и оттого с ног до головы мокрый, окликнул проводника, тот подошел к подножию башни.

– Зачем встали-то? Время уходит!

– Лучше постоять. В такую жару ехать опасно.

– А вчера ехали.

– Это сердце пустыни, здесь спешить никогда нельзя. Ждать надо. Голову палит, перед глазами всякое вертится, чего на самом деле нету. Опасно водителю. Лучше ждать.

Самоха подумал, хотел сплюнуть, но слюны на порядочный плевок не сумел набрать. Махнул рукой и уполз в душную тень – арбуз доедать. Каратели вяло перекликались, обменивались короткими репликами вроде: «Эй, Кирюта! Ты как там, живой?» – «А то! Пока еще живой!» – «А выглядишь, как ползун высохший!» – «Гы-ы…» Жара оглушила, даже говорить не хотелось.

Йоля подняла голову:

– Чего? Стоим, что ли? Приехали?

– Нет, просто стоим. – Игнаш покрутил ручку приемника. Там зашипело, сквозь помехи прорезался голос:

– А теперь специальное обращение Гильдии не-бох-х-хр-ов…

– Смотри-ка, здесь «Радио Пустошь» берет, – заметил Мажуга. – А до бури не получалось.

Он подкрутил настройку, голос стал четче:

– …Туран Джай, сын фермера с юга Пустоши. Гильдия выплатит двести монет серебром любому, кто сообщит достоверные сведения о его местонахождении, и пятьсот монет тому, кто доставит его живого в Город-Крепость либо передаст кому-то из представителей Гильдии. С другой стороны, Гильдия убьет любого, кто покусится на жизнь Турана Джая. Он нужен живым…

Голос снова утонул в помехах.

– Ищут кого-то, – буркнул Игнаш. – И деньги немалые сулят. Примерно как пушкари за Графа, если серебряки в киевские гривны пересчитать. Интересно, что этот малый у небоходов спер?..

– Все кого-то ищут. – Йоля поправила платок на голове. – Только Луша твоя не ищет. Сидит на месте, суженого ждет, платки вышивает. А чего с ей такое, мозги набок завернуты?

– Помолчала б ты, заноза. Трещишь, о чем не ведаешь. Она не всегда такая была.

– Ну и помолчу. Только тогда совсем скучно будет… – Девчонка зевнула. – Я уж выспалась, теперь скучно. Рассказал бы, чего с Лушей такое приключилось, что ли?

– Ничего хорошего. Горела она в доме, перепугалась сильно, совсем кроха была. С тех пор такой стала, однако сердце у ней доброе.

– Ага, доброе, – признала Йоля. Потом добавила с вызовом в голосе: – Не то что у меня?

Мажуга не ответил.

– Может, я бы тоже добрая была, – гнула свое Йоля, – когда б жила в своем дому, с мамкой и с папкой родными, на всем готовом. Только у меня житуха совсем иная получилась, тяжелым трудом я кормилась, от призренцев пряталась, своего угла не имела. Даже ты меня на цепь сперва сажал. А теперь ты со мной по-хорошему, и я стала добрая… Дядька Игнаш, слышь, что ли? Молчишь? Ну и ладно. О, гляди, вон!