Власть оружия

  Йоля выросла в трущобах, где нравы были очень простыми, она отлично представляла, что мужик хочет от бабы, на которую глаз положил, однако чтоб такое внимание именно ей - не привыкла. Всю жизнь считала себя самой, что ни есть, обычной. С такими не церемонятся, и золота за таких не сулят.

  - Не дразнись, дядька. Не то и я тебе кой-чего скажу.

  Йоля поняла так, что Мажуга над ней посмеивается, но подарок был ей до того по душе, что препираться охоты не возникло. Она вытащила "беретту" и погладила ствол. Мажуга задумчиво пробурчал под нос:

  - Ничего не поменялось, все по-прежнему... Хороши девки харьковские... покуда молчат. А как рот разинут, никакой красоты не хочется.

  Йоле бы и тут обидеться, но она смолчала, только пистолет вертела так и этак, примерялась, хороша вещица! Мажуга бросил:

  - Спрячь игрушку! На будущее вот тебе правило: на человека ствол не наставляй, если не хочешь в него стрелять! Сейчас разговор будет, ты помалкивай, в спор не лезь, заноза, и мысли при себе держи.

  - Так я ж молчала всю дорогу.

  - То мне и удивительно. Но, чую, ненадолго твоего молчания хватит, запасец на исходе, так ты уж, сделай милость, держись.

  Каратели стали лагерем у дороги, над кругом из самоходов высилась башня, прожекторы на ней глядели в разные стороны, в полосы света размеренно вплывали лопасти ветряка, и снова возносились к темному небу. Мажуга повел сендер медленней, вглядываясь в канавы, поросшие кустарником, которые тянулись вдоль дороги. Не зря глядел - из кустов показались двое карателей, один махнул рукой - узнал, стало быть. Йоля спрятала подарок в кобуру.

  - Дядька Мажуга, патронов дашь?

  - На месте дам. У этого пистолета магазин на пятнадцать зарядов, я уж прикинул, чтоб тебе нечасто перезаряжать. Как подумаю, что ты своими пальчиками магазин снаряжаешь, да потом его суешь в гнездо криво, да не попадаешь в спешке... Так, думаю, чтоб пореже совать пришлось.

  - А что пальчики?

  - Твоей ручкой только кошельки из чужих карманов таскать. Не для оружия эти пальчики. Эх, Йолька...

  Тут они въехали в освещенный круг около лагеря, Мажуга вырулил между бронеходом и мотоциклеткой, ввел сендер в лагерное кольцо. Посередине жарко пылали костры, расхаживали каратели, позади башни, по другую сторону, кто-то горланил песню, отбивая такт по прикладу. Слышались смех и веселые крики. Для карателей нынче время веселое. Несколько человек обернулись, когда сендер подъехал к кострам, остальные продолжали веселье.

  Из бронехода выбрались веселый Курчан и печальный Самоха - этому увальню поход был не в радость.

  - Ну что, Мажуга, разузнал чего? - спросил пушкарский управленец.

  - Узнал, да тебе в этой новости маловато счастья. Далеко Граф укрылся.

  - Но ты узнал, где он?

  - Узнал, конечно, и вещь при нем. Пока что. Покупатель уже нашелся, и вскоре с Графом встретится, ежели до сих пор не поспел. Арсенал, слыхали о таком местечке?

  - В Донной пустыне... - протянул Самоха, - далеко.

  - Ну, так поскоку мы вызнали, что требовалось, пора гнездо незаконных оружейников разносить! - сделал собственный вывод Курчан. Для него здесь имелась возможность отличиться, раздолбать конкурентов, стать героем-карателем. Таких в Харькове очень уважают! - Щас по ним вдарим! Слышь, Мажуга, далеко до тудова?

  - Погоди маленько, еще не время выступать, - осадил парня Игнаш. - Чуток позже надо бы, чтоб под рассвет подгадать, самое сонное время. Уговор-то помнишь?

  - Какой уговор?

  - Живым оттуда никто не должен уйти.

  На лице Курчана возникла глуповатая ухмылка:

  - Уж чего-чего, а это мы - в лучшем виде! Со всем нашим удовольствием!

  Не слушая уговоров выступить попозже, кудрявый пушкарь умчался раздавать распоряжения. Тут же у костров загомонили, песня смолкла, зато раздались радостные возгласы: бой - это значит, добыча, веселуха! Среди костров заметались длинные тени, каратели побежали готовить оружие и машины к выступлению.

  Игнаш привалился к горячему пропыленному капоту сендера и принялся сворачивать самокрутку. Йоля следила за ним из кабины и помалкивала, она уже заметила: если дядька закуривает, значит что-то вертит в голове, и не нужно к нему лезть. Самоха топтался рядом. Вроде, хотел что-то спросить, да не решался. Игнаш пыхтел самокруткой, вспыхивал красный огонек, вокруг шумели, сворачивая лагерь, бойцы, а Йоля вдруг отчетливо осознала, что прежняя жизнь миновала, канула, и больше не вернется. Нет больше уличной воровки, грязной и нахальной, есть девица, на которую все встречные озираются, и глядят, как на диковину какую. Тем временем Самоха наконец решился:

  - Игнаш, послушай, чего скажу.

  - Чего?

  - Ты со мной до Корабля съезди.

  - Нет резона.

  - Деньги, вот тебе резон.

  - Самоха, я уже срубил прилично, с Асташкой уладил, мне боле не надо. И между прочим я потратился, чтобы насчет Графа вызнать. Четыре процента посредникам, цех пушкарей мне вернет. Цена товару - полтысячи золотом и две тысячи серебром, сосчитаешь, проценты.

  - А ты что, неужто не хочешь на ракетную установку поглядеть, не увидеть, из-за чего столько шума? Я ж тебя знаю, ты - человек! Ты ж не угас пока.

  - И что?