Власть полынная

Вдруг конь остановился, встал на дыбы, захрапел. Натянув поводья, князь привстал на стременах. Успел заметить лобастую голову с прижатыми ушами и широкую тёмно-серую спину протрусившего невдалеке волка.

Засвистели, заулюлюкали дружинники, и волк ушёл от людей большими прыжками…

Князю Михаилу припомнился зимний разговор с московским князем. Неприятный разговор. Непрошено в душе ковырялся князь Иван Васильевич. Как мог он повести разговор со своими советами, на ком жениться ему, тверскому князю?..

Давно уже отписал князь Михаил Борисович литовскому Казимиру, просил в письме руки его внучки. Но почему Казимир отмалчивается?

Князь Михаил подумал: миновало сорок лет, но как изменилось положение московских князей! Тогда отец Ивана Третьего Василий, ослеплённый Шемякой, искал с десятилетним Иваном спасения у князя Бориса в Твери.

Именно в ту пору князья Василий Тёмный и Борис Александрович устроили помолвку малолетних Ивана и Марии…

Миновали годы, и он, тверской князь Михаил, должен искать у литовского князя Казимира поддержки от Москвы…

Иван Третий грозил осадой Твери, но Михаилу в это не очень хочется верить. Не враги же они с московским князем, кровь Ивана Молодого роднит. И сестра, покойная княгиня Мария, тверичанкой была.

Ныне Софья, царевна византийская, вмешалась. Уж не её ли происки? Возомнил себя Иван наследником императоров византийских? Михаил хмыкнул: экая блажь!

За поворотом открылось сельцо, избы соломой крыты, стожки свежего сена стоят. Старик с клюкой низко поклонился князю.

Михаил Борисович сошёл с коня, подал дружиннику повод. Сказал старику:

— Всё землю топчешь, дед Максим? Сел на поваленное дерево.

— Топчу, княже, топчу. Пока Господь не прибрал.

— Ты, дед, поди и отца моего не забыл?

— Отчего забыть, властен был. А тиун у него лютый.

— Порядок любил, знаю.

— То как сказать.

— А ответь, дед: что делать, когда Москва Твери грозит?

Старик посмотрел на князя из-под седых бровей:

— Ты истины от моего ответа ждёшь, княже?

— Сказывай, что думаешь.

— Только ты, княже, меня не вини. Москва завсегда Москва, её остерегаться надобно!

Князь поднялся, заметил недовольно:

— Отчего так? Аль Тверь не была великой? Была, княже, была, токмо я не упомню когда.

— Ты, дед, тверич, а рассуждаешь, как московит.

— Я немало прожил и много повидал. Всяку Тверь и всяку Москву помню.

Тверскому князю подвели коня, он ступил в стремена, тронул повод.

Во второй половине сентября выступили московские полки.

Крестьяне уже сжали рожь, и стерня золотисто щетинилась. Окружённые слугами, ехали московские бояре, в броне либо рубахах кольчужных, в шлемах боевых. Толпами следовали ополченцы.

А по ополью скакали конные дворяне — под святыми образами, под хоругвью. Звучали сопелки, били бубны. Пыль стлалась по полю, клубилась.

Санька ехал впереди своей сотни, сдерживая коня.

Жарко! Палило солнце, и пыль скрипела на зубах. Так хотелось Саньке броситься в Волгу, смыть усталость! А она, река, вот, совсем рядом.

Прикроет глаза Санька, и чудится ему плеск волны, её шорох по гальке. Но это мнится, а наяву шаркают множество ног и стучат копыта. А позади несколько волокуш тянут пушкарный наряд, ящики с зельем, ядра.

Покрикивают ездовые, щёлкают бичи.

Привстал Санька в стременах, оглянулся. Огромное войско ведёт на Тверь государь Иван Васильевич.

А вторую колонну ратников повёл князь Беззубцев…

Над Тверью беда нависла. Часто, тревожно забили колокола. От дикого крика московитов, от конского топота раскололось небо, задрожала земля. А набатные колокола в Твери гудели и гудели…

Подступила московская рать к Твери, встали полки под крепостными стенами. Оружейный наряд поставили напротив главных ворот в версте от города. На краю леса шатёр государя, полк дворян, рать государева расположилась.

Иван Третий подозвал немца, ведавшего пушкарным нарядом, и велел обстрелять город. Едва раздались первые орудийные раскаты и пороховые тучи окутали стены, как из тверских ворот выступили бояре и епископ со священниками, а с ними князь Даниил Холмский. Они направились к Ивану Третьему, стоявшему в окружении воевод.

— Государь, — сказал подошедший князь Даниил, — не вели город обстреливать, бояре тверские и владыка тебе присягнуть готовы. А князь Михайло город покинул, в Литву бежал.

Иван Третий насупился:

— Почто же Михайло испугался? Сам кашу заварил, а бояр расхлёбывать оставил?

Тверь присягала великим князьям московским. Били колокола праздничным, красным перезвоном, гудел большой медный, гудевший ещё во времена великого князя Александра Михайловича.

Бояре по церквам присягали, вслед за ними народ тверской к иконам прикладывался.

За всем московские бояре догляд вели, чтоб было без хитрости и обмана.

А Иван Третий, собрав тверских бояр на Думу, сказал: