Власть предыстории

Остается третья гипотеза, которая переносит центр рассуждений с морфологических особенностей, с поведенческих и информационных признаков на социальные. Она основана на одном из тезисов Карла Маркса о философии Людвига Фейербаха, где Маркс выдвинул идею о том, что человек не обладает собственной сущностью, она определяется теми отношениями, которые царят в обществе: «… в своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений»[33]. Такой подход, собственно говоря, не нов в философии, еще Лейбниц говорил: «Отдайте мне воспитание и, прежде чем пройдет одно столетие, я изменю лицо Европы», Примерно той же точки зрения держались Локк, Гельвеций и многие другие философы. Они полагали, что в природе человека нет ничего определенного, твердого, на что могла бы опереться сущность человека. Маркс выдвинул идею о том, что единственной сущностной силой, определяющей специфику и человека, и общества, в котором он живет, является труд. Производственные взаимоотношения, складывающиеся в процессе труда, — главный критерий отделяющий человека и общество от мира животных.

Его позиция вполне понятна, если вспомнить центр интересов самого Маркса, отдавшего половину жизни занятиям политической экономией, где основой основ науки служит изучение форм трудовой деятельности. Ф. Энгельс дополнил марксову доктрину тезисом о том, что труд создал самого человека и поэтому является его глубинной сутью.

Методологический порок подобного подхода уже ясен — это не более как один из видов философской антропологии, когда человека рассматривают сквозь призму какой-то одной его характерологической черты. Но не менее ясна и фактическая неправильность «трудового» критерия человека. Отняв у него все, что лежит в сфере биологического, наследственного, доставшегося нам от миллиардолетнего мира живого, человек в марксовой концепции предстает неким белым листом, на котором можно написать, что угодно. Но практика доказывает, что это далеко не так! Поведение человека имеет свои специфические формы, доставшиеся нам в значительной степени от высших приматов. В их числе — особая забота о детенышах, расширение сферы прижизненного обучения индивида, передача ряда способностей по наследству от родителей к детям и т. п. «Унаследованное свойство есть природа субъекта, — писал русский философ-педагог П. Ф. Каптерев. — А природу гони в дверь — она влетит в окно. Обыкновенно свойство не уничтожается совсем, а только ослабевает, если на разрушение его направлены усилия Боепитания; при первой возможности оно всплывает снова на поверхность и расцветает пышно»[34].

На уровне политики и философии тезис Маркса не раз подвергался доказательной критике со стороны мыслителей, ориентированных на иные философские школы и направления. Так, Ю. Миллер из Лос-Анджелеса, справедливо указывая, что идея об отсутствии собственной природы у человека появилась у Маркса под влиянием античных философов, почерпнута в работах Гегеля и др., для которых сущность человека есть нечто бесформенное, а история обрела вид неумолимого рока, где не остается места личному бытию, замечает, что Маркс низвел свойства и качества человека до уровня второстепенных деталей и этим, по существу, упразднил саму идею человеческой природы[35].

Столкновение с К. Марксом происходит и в нашей, отечественной науке, хотя, разумеется, не явно, а под видом спора между отдельными научными концепциями современных ученых. Так, академик Н. П. Дубинин категорически настаивает, что сущность человека едина — совокупность общественных отношений (строго по Марксу!); ему возражает приматолог Л. А. Фирсов, который считает подобный взгляд одной из распространенных ошибок, так как «до сих пор человек — конечное звено в эволюции млекопитающих — рассматривается только как социальная единица». Эту тенденцию он трактует, как «дуалистическое уклонение, забвение того, что человек, будучи частью природы, несет в своей сущности мощное биологическое начало»[36].