Власть предыстории

Далее, характерной чертой любой Войны, особенно же древних ее форм, было и остается использование разных видов порядка в военных действиях, способность менять его в ходе боев (перестроения, маневр).

И наконец, последнее: появление специальных коллективов для ведения Войны, спаянных упорством и мужеством. Эти коллективы, как правило, мужские, хотя и существуют легенды об амазонках (этот миф, кстати, тоже требует своего исторического объяснения).

Всего, следовательно, три свойства Войны как социального механизма: способность к истреблению себе подобных, использование разных видов боевого порядка, появление специальных мужских воинских коллективов, спаянных упорством и мужеством.

Существуют ли достаточно обоснованные гипотезы, которые объясняют зарождение этих свойств в эпоху предыстории?

Проблема лежит на грани между социологией и антропосоциогенезом и, видимо, поэтому ею мало интересуются, считая возможным ограничиваться общими фразами, которые мало что прибавляют к нашему знанию о природе Войны и ее подлинной сути. Наиболее разработана «трудовая» гипотеза, основанная на работах К. Маркса и Ф. Энгельса о войне и армии. Особенно много писал по этому вопросу Ф. Энгельс, который создал в том числе несколько статей для энциклопедических изданий своего времени и до сих под считается признанным теоретиком по военным вопросам в марксизме. В чем суть позиции «трудовиков»?

К. Маркс и Ф. Энгельс рассматривали войну как средство грабежа одного народа другим, видя в ней один из способов присвоения прибавочной стоимости. Если исходить из этой гипотезы, Война могла возникнуть, когда появилась возможность получать некий излишек благ, сверх необходимых для существования людей своего племени, и будет существовать до тех пор, пока существует частная собственность. Древнейшие войны, считает марксизм, могли возникать по разным поводам, но коренная их причина одна — грабеж чужих племен. Тем самым Война поставлена в разряд явлений исторических, не «вечных» и не присущих изначально обществу. В течение сотен и сотен тысяч лет наши предки, жившие первобытной общиной, не знали войн. Уровень развития производительных сил был настолько низок, что люди слишком зависели от природы. Родовой строй способствовал максимальному объединению их усилий для борьбы со стихией, за выживание. Противоречия и конфликты между племенами не были главными, они отступали на второй план, поскольку природная среда представала перед людьми как «враждебная демоническая сила, с которой можно было бороться лишь тесно объединившись. Без этого люди просто не выжили бы. Вооруженные конфликты между племенами не носили социального характера, а являлись лишь стычками за лучшие охотничьи угодья, пастбища, пещеры. Они происходили также и по обычаям кровной мести»[132]. К. Маркс считал их «доевшими войнами» и некоей разновидностью первобытного труда. Современный же источник войн, «их генезис заложен в самом эксплуататорском строе, базирующемся на частной собственности на средства производства и угнетении трудящихся»[133].

Эта точка зрения разделяется сегодня всеми отечественными социологами и теоретиками Войны. Но соответствует ли она современным данным об антропосоциогенезе, а также обычаям так называемых «отсталых» народов?

Как уже говорилось, производительность труда палеоантропов была довольно высока, а их зависимость от природы была отнюдь не выше, чем наша. Не вяжется с этнографическими данными и гипотеза о «древних войнах» за территорию, охотничьи пастбища и прочие блага. Для психики древних людей вообще были характерны не алчность, а стремление отдать, помочь друг другу. Если велись войны между племенами, то уничтожались не только люди, но и все материальные ценности, им принадлежавшие[134]. «Алчность — не константа истории, — писал Б. Ф. Поршнев. — Она созревала как противоположность и отрицание специфичного для первобытных людей «противоестественного» поведения: стремления к максимальному безвозмездному отчуждению благ. Норма экономического поведения каждого индивида состояла как раз во всемерном «расточении» плодов труда: коллективизм первобытной экономики состоял не в расстановке охотников при облаве, а в угощении и одарении каждого другого… Взаимное отчуждение добываемых из природы жизненных благ было императивом жизни первобытных людей, который нам даже трудно вообразить, ибо он не соответствует ни нормам поведения животных, ни господствующим в новой и новейшей истории принципам материальной заинтересованности индивида, принципам присвоения. «Отдать» было нормой отношений»[135]. Очевидно, причину появления Войны как специфического социального механизма следует искать не в попытках древних людей присвоить себе часть чужого имущества методом военного грабежа, а в чем-то ином.