Власть режима и чиновничество

Поскольку исполнительная власть в России после 3-4 октября 1993 года из-за мощнейшего влияния посредников в торговле нефтью и газом выбрала вариант А, постольку курс рыночных реформ оказался гигантской потёмкинской деревней, гигантской афёрой режима, призванной высасывать из Запада кредиты для ускоренного спекулятивно-коммерческого разграбления страны. Никакие реформы в способах хозяйствования в России не идут, никакая рыночная производственная экономика не создаётся. Рыночной у нас становится только небольшой срез экономики, связанный с добычей и продажей ценного сырья за границу. Вся болтовня столичной власти о необходимости терпеть и пережить трудный этап становления рынка нужна правящим олигархическим кланам только для оболванивания нищающего населения производительных регионов, только для сиюминутного выживания у кормушек, где происходит распределение финансовых потоков. Ныне господствующие олигархические кланы вцепились в около бюджетное распределение финансовых средств, следуя кличу: "Apres nous le deluge" – "После нас хоть потоп". Их нисколько не волнует, что будет следствием подобной политики власти.

Мировой финансово-экономический кризис, разразившись осенью прошлого 1997 года, обозначил предел проведению такой финансовой политики российским режимом диктатуры коммерческого космополитизма, потому что начал подрывать бесконтрольное влияние свор посредников в торговле нефтью и газом на политику как таковую. Стремительный рост внешних долговых обязательств при нарастающем оттоке из страны спекулятивных портфельных капиталов рано или поздно подорвёт возможности правительства обслуживать ГКО, этой чрезвычайно опасной финансовой пирамиды. А резкое сокращение долларов приведёт к сворачиванию импортных сделок. С одной стороны, это вызовет товарный голод, подтолкнет рост социального недовольства и заставит властные круги режима срочно выплачивать долги населению ради удержания в стране политической устойчивости самой центральной власти, то есть вынудит правительство отказаться от жёсткого контроля над курсом рубля. А с другой стороны, это повернёт власть к острой заинтересованности в восстановлении собственного производства, то есть к росту влияния на правительство производителей вообще, но крупных промышленников в особенности.

Потребности запустить собственное производство неизбежно произведут коренное изменение финансовой политики, заставят-таки начать накачку экономики эмиссионными рублями, что раскрутит виток инфляции и гиперинфляции, но одновременно станет запускать рыночные механизмы хозяйствования в производительных регионах. Возрастание влияния производителей на правительство столкнётся с острейшим противоречием несоответствия их политических требований к характеру и задачам власти, обострит конфликт с той конституцией, которая обосновала и узаконила диктатуру коммерческого космополитизма и идеологическое насилие гуманитарного либерализма, как базовое для оправдания и легитимизации такой диктатуры. В конечном итоге они за короткий срок неизбежно придут к осознанию, что им необходима иная конституция, иная система власти, которая решительно укрепит государственное управление для действенного управления Центра всеми производительными силами и производственными отношениями ради борьбы с инфляцией и с порождающей её неконкурентоспособностью крупнопромышленного производства.

Однако сразу произвести смену конституции и усилить государственное управление через создание новой системы власти не удастся. Потребуется некий переходный период, во время которого правительство режима будет невольно наращивать усилия в направлении, позволяющем как-то учесть интересы производителей при существующей конституции и при существующем господствующем классе воров, ростовщиков и спекулянтов. Результатом такого неестественного сожительства окажется углубление идеологического и системного кризиса режима при усилении роли чиновно-полицейских механизмов удержания устойчивости необходимых производству социальных связей. Долго продержаться чиновно-полицейский тоталитаризм не сможет, он только обострить донельзя проблему неизбежной необходимости замены самой исполнительной власти на совершенно новую власть.