Власть шпаги

Действительно — что? Конечно, лестно захватить их… Но куда деть? Тем более сейчас их никак не использовать… На прямую наводкой не подтащить, да и так — той же картечью и своих перебьешь запросто. Все ж таки рукопашный бой. Смешались все. Кстати, не худо бы поспешить на помощь своим! Тогда надобно выставить караульных у пушек… вдруг да что?

Нет, так не пойдет, всех караулить не оставишь. А если мало часовых выставить, шведы запросто смогут пушки отбить и тут же ими воспользоваться. Риск, однако.

— А пушки — в реку! — подумав, распорядился Бутурлин. — Тащите и скидывайте прямо с причала.

Правильное он принял решение или нет — бог весть, некогда сейчас было задумываться надолго.

Поднимая брызги, полетели в реку трофейные пушки. С некоторой грустью глядя на все это дело, Никита Петрович поднял из травы брошенный пистоль:

— Ну, пошли. Поможем нашим. Мефодий… ты еще… и ты — оставайтесь здесь. Берите мушкеты.

— Господин капитан… — послышался за спиной взволнованный голос Акимки.

Лоцман быстро обернулся:

— Что еще?

— Корабли, господин капитан. Баркасы. Видать, услышали выстрелы…

— Корабли…

Бутурлин уже и сам увидел с полдесятка судов, отваливших от ниенской пристани и добравшихся уже до середины реки. Хорошо были различимы сверкавшие на солнце кирасы пикинеров и черные мушкетерские шляпы. Торчали по бортам и мушкеты, и пики… Воинство!

Черт! Вот когда пригодились бы пушки…

— Тысяча каракатиц дьяволу в пасть! — с досадою выругался Никита Петрович.

Было с чего досадовать. Сейчас бы пальнули… авось и попали бы! А не попали б, так хоть напугали.

— У церкви какие-то люди! — углядев врагов, Мефодий схватился за мушкет.

— Люди?

Бутурлин быстро повернулся… От церкви шел большой отряд… судя по одежке — свои! Ну да, вон и Алатырь Татарин!

— Не стрелять! — быстро бросил «господин капитан».

Курносый Аким улыбнулся:

— Да мы видим.

— Свеи уничтожены все, — подойдя, устало доложил Алатырь. — Кто полег, кто сбег. Пахом остальных добивает.

— Все да не все, — Никита Петрович угрюмо скривился, оглядывая израненных, перевязанных тряпицами ополченцев. — Вон, глянь-ко.

Поглядев на приближающие баркасы, Алатырь Татарин грязно выругался и предложил как можно скорее уходить опять на болота.

— Раненых прихватим и… Убитых уж похоронить не успеем.

— Да уж, — согласно кивнул лоцман. — Если еще удастся уйти.

— Оставим заслон… Эх, Никита Петрович… многовато нынче наших погибло… — Алатырь снова посмотрел на суда. — Откуда у них столько солдат?

— Верно, из гарнизона крепости…

Из-за реки, со стороны крепости, вдруг донесся гулкий пушечный выстрел. Судя по звуку, стреляло какое-то большое орудие.

Вот грянул еще один выстрел… и еще… и еще! Слышно было, как гукнули залпом мушкеты… Или, скорее, пищали? Прямо канонада целая!

— Да что там такое-то? — дернулся Алатырь Татарин.

На баркасах, похоже, тоже услышали выстрелы. Суда замедлили ход, повернули… и поспешно поплыли обратно!

— Уходят свеи-то, — командир ополченцев задумчиво почесал бороду. — Знать, стряслось что…

— Так то и стряслось, чего мы тут все дожидалися! — наконец, сообразив, что к чему, широко улыбнулся лоцман. — Наши это, Алатырь! Князя Потемкина воинство.

— Да ну! Так быстро уже?

— Так, а кому тут еще и быть-то?

Глянув на пристань, Никита Петрович махнул рукой:

— А ну-ка, пошли-ка в лодочки. Переправимся — там поглядим, что да как.

— Паром надо! — азартно потерев руки, подсказал Акимка. — Я побегу, поищу на деревне паромщиков.

— Да погодь! С паромом-то мы как-нибудь и сами, без паромщика, сладим.

* * *

Город горел. Горели подожженные верфи, горели мельницы, дома, склады. Все, что могло гореть. Даже из-за могучих стен Ниеншанца валил густой черный дым, проносился, оставляя едкий запах гари.

Бутурлин, Алатырь Татарин и еще пара дюжин человек выбрались из лодок невдалеке от крепости и сразу же увидели своих, стрельцов в густо-красных кафтанах и красных же шапках, лихо сдвинутых набекрень.

— Наши, черт побери! — возрадовался Аким. — Наши.

Стрельцы тоже заметили ополченцев. Повернулись строем, выставили вперед пищали… Грозно тлели фитили… Вот-вот выстрелят.

— Не стреляйте! — Никита Петрович вышел вперед. — Мы — свои, ополченцы.

— Сейчас поглядим, какие вы ополченцы. А ну — руки в гору! Оружие сдать.

Один из стрельцов, судя по галунам на кафтане — сотник, недобро прищурился и сплюнул:

— Поглядим… А ну, веди их, братцы, к реке…

Что-то нехорошее было в кривой ухмылке сотника, да и остальные стрельцы отнюдь не выглядели великодушными. Сдать им оружие… ага, как же! Чтоб потом повели к реке да изрубили в клочья…

— Ты чьих будешь, сотник, — положив руку на эфес сабли, нагло вопросил Бутурлин. Спросил и тут же, не дожидаясь ответа, начал кричать, как можно громче: — Молчать, холопы! Вы тут белены объелись все? Я смотрю, давно вас на конюшне не драли! Молчать, я сказал! Я — князь Никита Петрович Бутурлин! А ну, живо доложить обо мне воеводе! Что глаза пялишь, сотник? Иль я не по-русски сказал?