Власть шпаги

Справа со стороны крепости вдруг послышались громовые крики «ура»! Затрубили трубы, грозно зарокотали барабаны. Появилась новая лава — всадники в стеганых тегиляях, с саблями, с пиками наперевес! Их вел какой-то грузный воевода — по всей видимости, боярин или даже князь. Верхом на горячем белом коне, в блестящей бандане, в высоком шлеме — шишаке, боярин несся в первых рядах. В правой руке его сверкала сабля, в левой — дымился от только что произведенного выстрела короткий пистоль. Рядом с боярином скакал такой же отряд — в шлемах и панцирях, с карабинами и палашами. Ратников было много — откуда они только взялись? Верно, выскочили из крепости… Вовремя! Вовремя… Услыхал Господь молитвы, услыхал…

Две лавы сшиблись, началась кровавая рубка… Впрочем, длилась она недолго: увидев численное превосходство врага, шведы предпочли отступить.

— Догнать! — отдав приказ, боярин повернул коня к ополченцам.

Подъехал, спешился — весь из себя дородный, с круглым щекастым лицом и густой светло-рыжей бородою, кокетливо заплетенной в две косички.

— Ну, здоров, молодцы!

— И ты здрав будь, батюшко! Благодарствуем — спас! Все б такие, как ты, были…

— Ничо…

Улыбнулся боярин, пригладил бороду со всем своим довольством… и вдруг маленькие, глубоко посаженные глазки его удивленно округлились, кустистые брови поползли вверх:

— Однако здравствуй, Никита Петрович! И ты здесь?!

— И тебе, Анкудей Иваныч, не хворать…

Узнав в спасителе давнего своего соседа и врага боярина Хомякина, лоцман не знал, что и делать. От такой встречи опешил малость, но все же поблагодарил — никуда не денешься. Правду сказать, если б не Хомякин — туго бы бутурлинскому отряду пришлось, да и стрельцам бы — несладко.

— Что это ты, Никита Петрович, в платье басурманском ходишь?

— Про то князь-воевода знает.

— Ах да, да… холопи твои при нем обретаются, отроцы… Отойдем?

— Обождите малость, — махнув своим, Бутурлин следом за боярином направился к ольховнику, заваленному трупами шведов. Ветер разносил дым, шевелил матовые остроконечные листья.

— Вот что, Никитушка, — повернувшись, хрипло молвил боярин. — Ты знаешь, и я ведаю… Мы с тобою — враги. Там, дома. Здесь же мы — вместе. Вражины тут нынче другие — свеи. Согласен со мною?..

— Тогда держи пясть! Вражду свою мы там, дома, докончим… Здесь же свеев воевать надобно, а не грызться промеж собой.

Пожал Бутурлин боярскую руку. Руку врага своего пожал. А что тут скажешь? Нынче прав был Анкудей Иваныч Хомякин. Насквозь прав!

* * *

Город горел, исходя едкими дымами. Никто уже его не защищал. Кто успел — сбежал, кто не успел — тому не повезло. Война есть война — горе побежденным! Войско воеводы Потемкина взяло и крепость, и город, и теперь, по обычаю, Ниен был отдан на разграбление ратникам — на целых три дня.

Покусывая усы, Никита Петрович шел по такой родной и знакомой Королевской улице, ныне казавшейся чужой. Тут и там вались трупы — мужские, женские, детские… женские — в основном полураздетые, а то и вовсе без одежды. Попользовались победители — такие уж были времена.

По домам обывателей шныряли озабоченно-радостные стрельцы и прочие служилые люди — тащили добро. Кто гуся, кто корзину со всякой снедью, а вот сразу четверо стрельцов, отдуваясь, выносили на улицу тяжелый резной шкаф со стеклянными вставками.

— Шкаф-то вам зачем, черти? — проходя мимо, удивленно бросил Бутурлин. — С собой-то домой не потащите ведь.

Лоцман уже был одет в стрелецкий кафтан, чтоб не приняли за шведа. С кафтаном удружил сотник — хороший человек оказался. Жалко, ранили тяжело — пуля угодила в колено. Будет ли теперь ходить? Эх, бедолага.

— Да в нем тайник, в шкафу-то, — обернувшись, пояснил один из парней. — Горницы-то у них узкие, там несподручно рубить. Вот мы и… Сейчас управимся…

— Ну, удачи вам.

— И тебе не хворать, братец.

Бутурлин искал своих. Игнатку с Ленькой. Хомякин сказал — те были при воеводе. А где нынче воевода — пока еще никто точно не сказал. Да и до воеводы ли? Когда тут такая вольница! На три дня… не так уж и много.

Где-то рядом истошно закричала женщина — Бутурлин равнодушно прошел мимо. Война есть война. Если б шведы захватили, скажем, тихвинский посад, так и они вели себя точно так же. Как уже бывало не раз. И будет еще… Победитель всегда прав! Горе побежденным…

Так-то оно так, но… А если бы здесь вот сейчас находилась бы возлюбленная Аннушка… Ее спас бы! Несомненно. Жизнь бы отдал. И Рибейруша бы спас, и доктора… увы, тех уже давно казнили. Эх… добрые были друзья.

Из крайнего — на углу — дома снова донесся крик. Истошный, женский… Такой резкий, что лоцман невольно повернул голову… и заметил валявшийся на крыльце какой-то предмет… Веер! Желтый шелковый веер с лаковой бамбуковой ручкой. На шелке черной и красной тушью нарисованы затейливые иероглифы. Веер… Тот самый… что подарил Марго… или как ее там? Да как бы ни звали…