Власть в Древней Руси. X–XIII века

Определенно, это образ не ополченцев-воев, но дружинников, находившихся на службе у князя и постоянно занятых ратным делом. У воев такого набора оружия просто не могло быть. В свое время это убедительно показал Б. Д. Греков, приведший свидетельства летописей о более чем скромном вооружении так называемых пешцев. Это, преимущественно, топоры и сулицы.[290] О том, что у народа не было своего вооружения следует и из, упоминавшейся выше, статьи 1068 г. Поэтому, нет абсолютно никаких оснований утверждать, как это делают некоторые исследователи, что на Руси все рядовое население было вооружено.[291] Совершенно противоречат этому выводу и археологические источники. Раскопки древнерусских городов, городищ, поселений и могильников не обнаруживают такого количества предметов оружия, какое должно было быть при всеобщем народном вооружении.

Выше уже приводилось мнение А. Е. Преснякова, согласно которому «при каждом князе мы видим одновременно лишь одного воеводу». Основано оно, видимо, на интерпретации летописных свидетельств начального периода истории Киевской Руси. Хотя и в них такая жесткая закономерность не просматривается. Во времена Игоря воеводские обязанности, судя по всему, выполняли Свенельд и Асмуд, при Святославе — Свенельд и Претич, при Ярополке — Блуд и Варяжко, при Владимире — Волчий Хвост и Добрыня, при Ярославе — Буды и Иван Творимович. Что касается последующих периодов древнерусской истории, особенно XIII в., то князья определенно имели больше, чем одного воеводу. Об этом свидетельствуют как конкретные свидетельства о княжеских воеводах, где они называются по именам, так и общие, указывающие на воевод во множественном числе без имен.

Вот только два примера. Летописная статья 1281 г.: «Володимеръ же князь указалъ бяшеть своимъ воеводамъ тако, Василкови и Желиславу и Дунаеви, не распущати рати, но пойти всимъ к городу».[292] согласно свидетельству статьи 1234 г., Данил Галицкий, «прия землю Галичьскую, и разда городы бояромъ и воеводамъ и бѣаше корма у нихъ много».[293]

При чтении летописных сообщений о назначении князьями воевод может создаться впечатление, что должности эти не были постоянными, но поручались тому или иному боярину исключительно на время военного похода.[294] В пользу этого, как будто, свидетельствует и терминология этих назначений. Ярослав Мудрый «поручи» воеводство Вышате, а Мстислав Данилович и вовсе «нарек Чюдина воеводу».[295] Что касается воеводства над ополченцами — воями, то наверное так оно и было. Хотя это вовсе не означало, что воеводство поручалось людям случайным, занимавшимся между походами «выращиванием капусты». Судя по летописным известиям, они принадлежали к высшему дружинному окружению князей и были, выражаясь словами летописца, мужами смысленными в ратном деле.

Многие из них исполняли воеводские обязанности в продолжении десятков лет, причем не только в одного и того же князя. Чаще всего, в качестве примера долголетнего служения, исследователями называется Ян Вышатич, но такими же были и другие воеводы. У Мономаха — Ратибор, у Святополка — Путята, у Всеволода Ольговича — Иван Воитишич, у Изяслава Мстиславича — Шварн, у Юрия Долгорукого — Жирослав, у Ростислава Мстиславича — Володислав Лях, у Данила Галицкого — Мирослав и Глеб Зеремеевич, у Владимира Васильковича — Желислав и Дунай и др.

Учитывая, что в неспокойное время феодальных муждуусобиц, а в окраинных русских княжествах и постоянных вооруженных конфликтов с иностранными соседями, войны были перманентным явлением, можно думать, что у так называемых ополченских воевод их временный статус превращался в постоянный. Это особенно характерно было в жизни Галичины и Волыни, где внутреннее княжеско-боярское противостояние дополнялось необходимостью отражения венгерских и польских вторжений, а также военным присутствием русских дружин в польских междуусобицах. В летописи зафиксированы многие эпизоды этой борьбы с участием русских воевод. Отдельные из них настолько отличились, что были желанными союзниками соседних правителей. Не случайно польский князь Конрад просил у Владимира Васильковича воеводу Дуная: «Пошли со мною своего Дуная».