Власть в Древней Руси. X–XIII века

Интересную трактовку веча на Софийском дворе предложил А. П. Толочко. Проанализировав тексты Ипатьевской и Лаврентьевской летописей, он пришел к выводу, что слова последней «Сѣдоша у святое Софьи слышати» являются редакцией ипатьевского выражения «въсташа въ вечи», притом неправильно понятого. «Въсташа» здесь означает не «стали в вече», а «восстали на вече». Учитывая нервно-тревожную обстановку на вечевом собрании у Софии и последующие трагические события, такое объяснение представляется вполне реалистичным.[451]

Анализ летописных свидетельств о вече начнем со статьи 968 г., в которой, как полагал Б. Д. Греков и другие исследователи, зафиксирован первый случай созыва вечевого собрания. Состоялось оно в условиях осады Киева печенегами. Судя по тому, что судьба осажденной столицы привлекла внимание людей, не исключено, что решалась она действительно на народной сходке: «И въстужиша людье въ градѣ и рѣша».[452] Летописец не назвал это собрание вечем, но фактически оно было им.

Первое прямое упоминание веча находится в статье 997 г., рассказывающей об осаде печенегами Белгорода. Когда в городе начался голод, белгородцы собрали вече. «И створиша вѣче в градѣ, и рѣша: „Се хочемь помрети отъ глада, и отъ князя помочи нѣтъ; да лучше ли ны умрети вдадимся печенѣгомъ“. И тако свѣтъ створиша, и бѣ же одинъ старѣцъ не былъ в вѣчи томь, въпрошаше: „Что ради створиша вѣче людье?“». Получив ответ, что наутро люди решили сдать город, он послал «по старейшины градьския и рече имъ: „Слышахъ, яко хощете передатися печенегомъ“. Они же рѣша: „Не стѣрпять людье глада“».[453]

Из приведенного свидетельства видно, что судьбу осажденного города решали не простые люди, а городские старцы — старейшины. На вопрос не присутствовавшего на вече старца, его коллеги ответили, что решение приняли под давлением голодающих. Следовательно, «людье» следует рассматривать как силу, повлиявшую на решение веча, но никак не решающую. Из дальнейшего рассказа о хитрости старца видно, что те же городские старейшины нашли возможности изменить свое прежнее решение.

Пример с белгородским вечем несомненно применим и к Киеву. Старейшин, или городских старцев, главную силу веча приглашал на совет Владимир Святославич. С ними он, в частности, советовался по поводу принятия новой веры. «В лѣто 6495. Созва Володимеръ боляры своя и старци градьскиѣ и рече имъ». Далее следует рассказ о том, откуда приходили на Русь послы с предложением принять их веру. Аналогичный сбор бояр и старцев заслушивал своеобразный отчет русских послов, ходивших в разные страны для испытания веры.

Следующее по времени вече имело место в Новгороде в 1015 г. Его собрал князь Ярослав Владимирович для совета о походе на Киев. Перед этим произошел конфликт между новгородцами и варягами, закончившийся избиением последних на Парамоновом дворе. Ярослав встал на защиту варягов, при этом казнив нарочитых мужей «иже вяху иссякли вдрягы». Но тут пришла весть из Киева от сестры Преславы о смерти Владимира и бесчинствах Святополка и Ярославу потребовалась помощь новгородцев. «Заутра же собравъ избытокъ новгородець Ярославъ рече: „О, люба моя, дружина, юже вчера избихъ, а нынѣ быша надобе“. Утерлъ слезы и рече имъ на вечи: „Отець мой умерлъ, а Святополкъ седить Кыевѣ, извивая братью свою“».[454] Несмотря на происшедшее, новгородцы приняли решение поддержать своего князя.

Из буквального прочтения летописного свидетельства следует, что данное вече не было всегородским народным собранием, но сравнительно камерным совещанием князя и его дружины. Исследователи, предполагающие участие в нем и «более широких слоев» населения мотивируют это тем, что в поход на Киев выступили три тысячи новгородских воев. Но тогда следовало бы зачислить в участники веча и тысячу варягов, которые также вошли в состав Ярославого войска.