Властелин

Может быть, он ожидал, что я обрадуюсь. Но у меня не получилось. На Мастера я был обижен – глубоко и всерьез. Пожалуй даже, обида – не то слово. Я посмотрел Уве-Йоргену в глаза – и встретил его грустный взгляд.

– Не надо, Ульдемир, – сказал он и даже поднял руку в предостерегающем жесте. – Не объясняй. Я знаю. И глубоко тебе сочувствую.

Но я уже не мог сдержаться.

– Когда он забрал ее, он отнял у меня все! Дьявол, он же понимал, что она для меня значит!

– Я знаю. И он знает. Но она была там очень нужна. И сейчас очень нужна. Весьма напряженные времена, Ульдемир. Кроме того, ты ведь не остался в полном одиночестве. Она родила тебе…

– Если бы не это, – буркнул я, – вряд ли ты застал бы меня в этом мире. Ладно, давай-ка самую малость помолчим.

Я остановился – как бы для того, чтобы полюбоваться выставленным в витрине набором кожаных чемоданов, объемом от атташе-кейса до сундука моей бабушки, но все – одного фасона. Этакая кожаная «матрешка», но отнюдь не бесполезная.

– Ты желаешь купить это? – спросил Рыцарь.

Мои желания тут роли не играли: комплект стоил не дешевле пристойного автомобиля. Однако я не успел объяснить это – да, пожалуй, все равно не стал бы. Не люблю выглядеть бедным родственником.

– Не покупай, – сказал Уве-Йорген. – Сделаешь это в другой раз. (Немцы все-таки страшно наивный народ и не понимают, что у нас, россиян, этого другого раза может и не быть: «Аэрофлот» опять задерет цену – и прощай, Макар, ноги озябли.) На этот случай чемоданы тебе не понадобятся, ибо ехать придется налегке.

– Налегке не получится, – сказал я. – Жаль, что ты раздумал съездить к нам: тогда понял бы, что наши не возвращаются из-за границы налегке. Мы очень заботимся о процветании вашей торговли. Иначе где вы возьмете деньги, чтобы помогать нам?

Кажется, Рыцарь не оценил моей иронии…

– О да, – сказал он, – я представляю себе. Однако ты поедешь не в Россию. Отнюдь.

Мы миновали еще с полдюжины витрин, прежде чем я ответил, собрав в кулак всю свою решимость:

– Никуда я не поеду. Я достаточно стар, чтобы оставаться самим собой вместо того, чтобы переселяться в черт знает чье тело и пускаться в разные авантюры.

– Нет, – возразил он, кажется, не очень удивившись моему отказу. – Перевоплощаться не понадобится. На этот раз ты сможешь остаться самим собой.

– На этот раз я останусь самим собой во всем, включая место пребывания. Что мне до неурядиц Вселенной, если у меня забрали… Но что толку повторять, если ты не желаешь понять.

– Я понимаю. – Он произнес это слово протяжно, чуть ли не нараспев. – И Мастер понимает, и Фермер, и весь экипаж. Но здесь играют роль два обстоятельства. Первое: в свое время ты дал слово эмиссара. Это, Ульдемир, то же самое, что воинская присяга. Освободить тебя от данного слова мог бы только Мастер. Но он не освобождает.

– Ах, милый Мастер! – сказал я. – Старый человеколюбец! Как он обо мне заботится! Ну, а каково же второе обстоятельство?

– Она тоже просит тебя об этом.

Я невольно согнул руку, чтобы убедиться, что сердце все так же тарахтит на своем месте: на миг мне почудилось, что оно куда-то провалилось.

– Ты видел ее? Говорил с ней?

– Ну, разумеется! Кем бы я был, если бы не повидался, не поговорил с нею, зная, что меня посылают, чтобы пригласить тебя.

– Ну рассказывай же! Как она там? Или ее уже послали куда-нибудь в очередное чертово пекло?

– Она была еще там. Ты ведь знаешь: после окончательного перехода дается какое-то время, чтобы человек мог привыкнуть к своему новому положению. Как она? Ну, ей, кажется, тоже не хватает тебя – и дочери, конечно же. Но извини, подробнее я расскажу как-нибудь в другой раз. Она просит – вот то, что тебе нужно знать сейчас.

– А ты не врешь, Рыцарь? – спросил я с подозрением. – Может быть, решил применить солдатскую хитрость?

Он, по-моему, обиделся всерьез.

– Одно из двух, Ульдемир: или «врешь», или «Рыцарь». Рыцари, как ты должен бы знать, не лгут. Если они рыцари. Не оскорбляй меня, будь добр.

– Извини, – проворчал я. – И все равно. Не хочу его видеть.

– Он понимает это. Почему бы иначе он послал меня? Приглашение можно было бы передать тебе и более простым способом. Но подумай хорошенько: если ты сейчас откажешься, что же ты скажешь ему – и ей – когда встретишься с ними?

– Если встречусь…

– А ты что – рассчитываешь на бессмертие в этом мире? Этого, как мне кажется, никто тебе не обещал… Ты ведь захочешь снова быть с нею – потом, когда здесь тебя уже не останется?

– Господи, что за идиотский вопрос!

– Так вот: она ждет тебя, и будет ждать столько, сколько потребуется. Но, по-моему, сейчас тебе еще рано уходить отсюда насовсем. Ты, собственно, и сам это сказал. Не так ли?

– Так, – признал я. – Хочется, чтобы дочка выросла при мне.

– Ну вот. А сейчас – только непродолжительная командировка. И надо, чтобы отправился именно ты. Я был готов взять все на себя. Но мне это не по силам.

– Почему?

– Потому, что условия, в которых придется работать, хотя и не копируют, но все же в определенном смысле походят на те, какие сейчас существуют в твоей стране. Так что твой опыт очень важен.