– Совершенно верно. Вот этим я и займусь. Я ведь и пришел сюда, чтобы найти этот архив. Нет-нет, спорить бесполезно. Вы будете спать, а я заниматься своим делом. Поверьте, в таких бумагах я разбираюсь куда лучше вас. Все-таки я профессионал.
– Но если завтра у вас не хватит сил для того, что мы задумали…
– Не беспокойтесь. Хватит. А вас, я вижу, уже клонит в сон.
– Да, здесь такой регулярный режим.
– Ложитесь. Чтобы вас не смущать, я уже иду в архив. Ах да, там нет света…
– Есть. Вы просто не смогли нашарить выключатель. Я вам помешала. Сейчас вы наткнетесь на него сразу.
– Спокойной ночи, Леза.
– Хотела бы пожелать того же и вам…
Может быть, ей приснилось, что ночью Хен Гот приходил к ней и она его не оттолкнула. Но ранним утром, когда она проснулась, его не было. И все же… Все же были кое-какие доказательства того, что то был не совсем сон. Странно: она не пожалела об этом. Все, что было раньше, было в другой жизни. Ушедшей.
Завтрак принесли точно, минута в минуту. Охранник вошел с подносом, поставил его на столик. Леза сидела на кровати.
– Помогите встать, – попросила она. – У меня что-то с ногой…
Охранник вынужден был повернуться спиной к внутренней двери. И тяжело осел на пол. Удар был силен.
– Рвите простыню… Так. Теперь он безопасен. Ну – вперед!
7
С каждым днем Сомонт все более уподоблялся одинокому мирному острову в море войны. Местные центры обороны Ассарта один за другим поглощались этим небывалым в истории планеты разливом. Одни сопротивлялись дольше, другие складывали оружие почти сразу. Они не были готовы к долгой борьбе у себя дома. И прав был историк Хен Гот: воспитанные в безграничном уважении к силе, люди привыкли подчиняться ей – и подчинялись, едва убедившись в том, что сила действительно велика, а значит, и право на ее стороне. Немалую роль играла и растерянность: все знали, что войска Ассарта самые сильные во всех мирах – но войск этих не было, они исчезли, растаяли, как тает кусочек сахара в горячей воде, когда делают настой душистых лекарственных трав. И уж если они столь непонятным образом пропали – значит, такова была воля Великой Рыбы, такой оказалась судьба.
Конечно, если бы кто-то, кому они верили, обязаны были верить, тот же Властелин, прежде всего, – если к людям обратились и просто и ясно объяснили бы, что они сейчас должны сделать – они послушались бы. Потому что привычка повиноваться Власти была еще глубже и сильнее, чем рефлекс повиновения силе. И вполне понятно: Власть являлась Силой Сил, превыше ее не существовало ничего, и если какой-то частной силе можно было противопоставить что-то другое, то Власти – ничего: не существовало на свете такой вещи, что не покорялась бы Власти. Но сейчас и Власти не оказалось вдруг. То есть, может быть, где-то она и была, но ни слова, ни звука от нее до людей до доходило. Газеты не выходили, на экранах возникали одни только полосы, напоминавшие морскую зыбь, а по радио визжала и улюлюкала какая-то нечисть, так что ничего членораздельного не уловить было. Каждый район, каждый город или поселение любого донкалата были предоставлены сами себе и, не зная, как идут дела в других краях обширной Державы, делали вывод, что и там все обстоит никак не лучше, чем здесь, что ни на какую помощь рассчитывать не приходится – и решать нужно самим; но всякое решение несло за собой ответственность, и наименее безопасным было бы решение противостоять гнетущей силе осаждающего противника: оно могло привести к лишним потерям и в любом случае не обещало ничего хорошего, если противник (как оно скорее всего и получится) одержит вверх, то придется отвечать перед ним за сопротивление, которое обязательно назовут бессмысленным; если же счастье в конце концов все-таки останется на стороне Ассарта – Власть, весьма возможно, обвинит в слишком уж обильных жертвах, без которых, как непременно окажется, вполне можно было бы обойтись. Так что самым лучшим оказывалось – никаких особых решений не принимать и позволять событиям развиваться так, как им того хотелось. А уж там жизнь подскажет, что и как.