Властелин Безмолвного Королевства

Хект решил, что принципат направляется в бани. Против омовения он не возражал – хорошо бы смыть с себя дорожную пыль, но, с другой стороны, ему не хотелось терять время. Пока они с Гортом искали приключений, в Броте скопилась настоящая гора бумажной работы, которую ему как главнокомандующему и, соответственно, главному военному бюрократу предстояло одолеть.

Но Делари прошел мимо бань и направился куда-то дальше – в те покои, о существовании которых Хект даже не подозревал. Они спускались все ниже и ниже по бесконечным лестницам – в глубины, о которых ходили смутные слухи даже в самом дворце.

Жители Брота твердо верили, что под дворцом Чиаро располагаются необъятные катакомбы, а все основные строения, к которым имеет хоть какое-то отношение патриарх, связаны между собой подземным туннелями – в том числе острова на Терагае, дворец Кройс и резиденция Братства Войны, Кастелла-доллас-Понтеллас.

Те принципаты, с которыми Хект сталкивался по долгу службы, никогда не опровергали этих слухов, но и не подтверждали их. Членам коллегии нравилась таинственность, даже если про них рассказывали невесть что. Тайны смущали врагов и соперников.

Хект не стал ничего спрашивать. Если Делари хотел запутать и сбить его с толку, то старался он напрасно: ша-луг учились запоминать направление и могли сориентироваться даже в гораздо более тяжелых обстоятельствах.

– Теперь сюда.

Пайпер сделал три шага и замер, пораженный. Они оказались в огромном открытом зале, не уступающем размерами той базилике, где патриарх служил во время святых праздников вместе с коллегией и епископами. От сводчатого потолка до пола было не меньше восьмидесяти футов, и потолок этот не поддерживали колонны, хотя на колонны опирался балкон, возвышавшийся футов на двадцать над полом. Именно туда и вышли принципат с Хектом. Зал то тут, то там пересекали наискось деревянные мостки. Казалось, весь он был вырезан прямо из известняка.

Считалось, что в коллегии состоят могущественные волшебники. Пайпер Хект пока не видел тому серьезных доказательств, хотя во время нападения кальзирских пиратов несколько лет назад старики кое-что и продемонстрировали. Но зато теперь перед ним предстало самое что ни на есть доказательство.

Зал был круглый и в диаметре достигал трех сотен футов. Из-за колдовских огней тут было светло как днем. От волшебства амулет Хекта сделался нестерпимо ледяным.

На полу трудилось около дюжины монахов и монахинь. Монахи явно принадлежали к одному из орденов, где приносили обет молчания, а вот в женских орденах Пайпер разбирался плохо.

Монахи и монахини ходили по узким проходам между длинными широкими столами.

– Это рельефная карта известного мира, – объяснил Делари. – Она поделена на сегменты, чтобы географы могли изменять ее, когда приходят новые известия.

Хект отошел на тридцать ярдов влево, и все встало на свои места. Это, по всей видимости, была самая точная карта на свете, во всяком случае та ее часть, что отображала края в пределах тысячи миль от Брота.

– На ее создание, должно быть, ушло много лет.

– Впервые я увидел ее еще ребенком. Шестьдесят четыре года назад. Я тогда ходил в учениках у Кловена Фебруарена и готовился стать подмастерьем.

Кловен Фебруарен был легендарным волшебником из коллегии, а еще отшельником. Под конец он вел настолько уединенную жизнь, что никто толком и не знал, когда он умер. Если он действительно умер. Сейчас ему было бы уже больше ста двадцати лет.

– Тот самый Кловен Фебруарен? – боязливо пробормотал Хект. – Девятый Неизвестный?

Фебруарен жил затворником и никому ничего не рассказывал, но поговаривали, что он по ночам имел обыкновение бродить по самым злачным закоулкам Брота. Вполне возможно, так оно и было, никто ведь не знал его в лицо.

– Да, так его иногда называли, потому что он был девятым хранителем всего этого. Каждого нового Неизвестного выбирал его предшественник. И каждый держал свою роль в секрете. Ну, почти каждый. Я, видишь, не справился. Меня вполне можно называть Одиннадцатым Неизвестным. Вероятно, я последний. Достойного преемника так и не нашел. Грейд мог бы им стать, но ни Милосердный, ни Сладкозвучный не пожелали допускать в коллегию еще одного не заинтересованного в политике принципата. А уж Безупречный и вовсе безнадежен.

Значит, Муньеро Делари считает, что соратники его недооценивают.

– Принципатами все реже и реже теперь становятся ученые мужи. В основном это люди, помешанные на политике, или же кретины, которые покупают себе место. Или и то и другое. Но все это будет уже не важно, когда меня не станет. Скорее всего. Там уже и конец света не заставит себя долго ждать.

– Совершенно не понимаю, о чем это вы, – признался Хект. – И что там внизу творится, тоже не понимаю.

– Это карта мира. Чем дальше от Брота, тем более неточная. Наши священники, посланцы и миссионеры посылают вести обо всех происходящих на их территории изменениях. А те люди, которых ты видишь внизу, переводят их отчеты в материальные образы. Так мы отслеживаем, что происходит в мире.

– И что же именно вы отслеживаете?