Николай всунул гвоздь в замок и принялся активно шуровать им.
— Гвоздем мы пытаемся зацепить за края пластин, — заметил Историк, — когда гвоздь зацепит, пластины провернутся и ригель отодвинется.
— Работа непыльная, — подхватил Химик, — отдых на лучших каторгах Европы!
Щелк.
— Это первая пластина провернулась, — прокомментировал Историк. — Даже неспортивно как то.
Щелк.
— Вот и все, — немного растерянно сказал Историк.
— Минута, — озвучил результат Химик, — будь здесь Сонька Золотая Ручка, она бы уже стягивала с себя трусики.
Историка внутренне передернуло.
— Боженьки мои, — возмутился он, — мне бы и трех часов тогда не хватило. Вот тебе первые строчки из полицейского протокола на Соньку: «Рост 1 м 53 см, рябоватое лицо, нос умеренный с широкими ноздрями, бородавка на правой щеке».
— Ой, — вздрогнул Химик, — но я же…
— Я просто сделаю вид, что ничего не слышал, — понимающе укорил Историк, — идем на второй заход.
За пять попыток коллеги убедились в возможности Николая вскрыть замок с результатом от тридцати секунд до двух минут.
— Думаю достаточно, — вынес вердикт Историк, — отправляемся карать Даниловича и похищать «касторку» для Хоменко из чемоданчика Чукувера. По пути заглянем к мадам Зинген, личной швее Марии Фёдоровны.
— К ней зачем? — поинтересовался Химик.
— А сокровища гражданина Хоменко ты в чем понесешь? — С юмором вопросил Историк — нужно же чтобы их не опознали, если случится вдруг такая неприятность, как попасться на глаза патрулю. Да и до места назначения лучше с солдатским ранцем добираться. Заодно отвлечем Даниловича демонстрацией нашей усердности.
— А мадам Зинген, видимо, скажем что солдатский ранец для экзерциий, — догадливо уточнил Химик.
— Догадливый чертяка, — проворковал Историк, закрывая дверь отмычкой, предварительно убедившись в отсутствии свидетелей.
— Удивляюсь я твоей способности врать, — проворчал Химик, — и пугаюсь!
— Э, — легкомысленно отмахнулся Историк, — что я? Вон дочка Зинген, стала фрейлиной Марии Фёдоровны, после революции эмигрировала. Так она на голубом глазу такую дичь порола, когда её про расстрел рабочих в 1905 году спрашивали. Дескать, специально, рабочие вперед колонны женщин и детей поставили. Дети закидывали гвардию камнями, а женщины кололи лошадей булавками. Потом, естественно, бунтовщики начали стрелять и… смешались в кучу кони, люди. Все это, мадемуазель Зинген, разумеется, видела своими собственными глазами из окон дворца.
— Позорище, — впечатлился Химик, — надеюсь, такого не повторится. Хотя о чем я? У нас постоянно на митингах какие-то дрищи омоновцам прописывают лещи. В двадцать первом веке.
— Работаем над этим, работаем, — сказал Историк.
Николай мчался с лестницы на второй этаж. На генерала Даниловича неумолимо надвигалась «Буря в клозете».
«Бригада», умиленно подумал Историк, глядя на своих верных соратников.
Договорившись в деталях о плане действий, сразу после второго обеда «бригада» заняла удобную диспозицию в игровой. Жорик делал вид, что увлечен железной дорогой, Володька с плетёной сумой на шее изображал коробейника, разшагивая по комнате и громко покрикивая что-то вроде: «Вот так квас — в самый раз!», «Сбитень горячий — кушает подьячий»! Дверь в игровую была приоткрыта и Радциг, возникший у порога, с солдатским ранцем вознамерился ее закрыть.
— Не надо Радциг, — мягко предупредил Николай, — пусть пока проветрится. Передай пожалуйста, ранец и вызови Даниловича.
Радциг молча склонился, прошелестев: «да, ваше высочество» и развернулся к двери Даниловича, что находились в трех метрах левее и напротив игровой.
Стукнула дверь, раздался недовольный скрип подлого вражины, а вскоре появился и сам обладатель противного голоса — Данилович.
— Что-то случилось, ваше высочество? — не скрывая своего раздражения поинтересовался «морковкобородый».
— О, только хорошее, ваше превосходительство, — бархатным голосом ответил Николай, отпуская жестом Радцига, — я взял на себя смелость усложнить наши занятия. Царевич с натугой покачал рукой, взвешивая ранец. — Мне набили ранец камнями и я стану упражняться с весом. Сие зело полезно для здоровья.
На лице Даниловича мелькнула выражение радости и озадаченности. Он приступил ближе к Николаю и уже окрыл рот чтобы высказать свое экспертное мнение как проходивший мимо Володька особо громко прокричал: «владимирская клюква издалека, просит меди пятака»!
— Зараза! Пошел вон! — выругался Данилович и Володьку словно сдуло ветром. Он скользнул за дверь, осторожно прикрыв её не до конца.
— Тяжелый он, — разочарованно произнес Данилович примеряясь к ранцу, — вот если бы… Тут Данилович опомнился царевичу девять лет — до тринадцати тяжелые нагрузки ему воспрещались.
— Это исключено, ваше высочество, — решительно заявил он, — но года через четыре мы повысим учебные нагрузки.
— Скажите, ваше превосходительство, — вкрадчиво промолвил Николай, — а как вы видите нашу учебную программу на зиму?