Властелин «чужого»: текстология и проблемы поэтики Д. С. Мережковского

«Мы прочли бы этот приговор, если бы имели глаза. Но книги перед нами открыты, а мы ничего в них не видим, не умеем читать, или читаем, не понимая, потому что чужую веру не может понять тот, кто сам не верит. „О богах без богов ничего нельзя сказать. Ούδέ λόγον περί θεών άνευ θεού λαλεΐν δυνατόν“.

Quis coelum possit, nisi coeli muneri, nosse
Et reperire Deum, nisi qui pars ipse deorum est?

Кто без дара небес небо возможет постигнуть,

Бога кто обретет не богоравной душой?

„Глаз никогда не увидел бы солнца, если бы не был солнцеподобным“» (69).

Словам Ямвлиха из «Книги тайн» вторят Манилий, дидактическая поэма которого «Астрономия» здесь цитируется, и Плотин. Завершает этот фрагмент цитата, источник которой указан в тексте:

«Wär' nicht das Auge sonnenhaft, / Die Sonne könnt' es nie erblicken. (Goethe)» (69).

Она приводится в оригинале, к ней дается такой комментарий:

«Мы же солнца не видим, потому что не солнцу подобен наш глаз, а оловянной пуговице» (69).

Слова Гёте из его «Farbenlehre» («Учение о цвете») (1810):

«Когда б не солнечным был глаз, / Как мы могли бы свет узреть?»,

созвучны не только словам Ямвлиха и Манилия, но особенно Плотина.

Однако в некоторых случаях цитаты комментируются будто не самим Д. Мережковским, а словом «третьего» (писателя, мыслителя, литературного персонажа). Так, например, в книге «О причинах упадка.» он высоко оценил издание «Жизнь Б. де Спинозы, описанной Иоганном Колерусом.» (1891), затем в книге «Л. Толстой и Достоевский» пересказал его фрагменты, упомянул «Этику» и изложил сюжет об отлучении от синагоги. В «Тайне Трех» Д. Мережковский снова прибегает к его слову: сначала не соглашается с ним, —

«В утешение нам можно только сказать, что это повелось уже издавна. Боги любят и мудрых делать глупыми. Аристотель в „Метафизике“ называет учение Платона об Эросе, эту жемчужину эллинской мудрости, „бредом пьяных“, а Спиноза, возражая на божественное слово о детстве, сопоставляет детей с „дураками и сумасшедшими“» (72),

затем осознает сторонником:

«„Почему материя не достойна природы божественной?“ — недоумевает Спиноза. Никто не ответил на это недоумение, кроме Египта».

Комментарием к мысли об атеизме являются слова Кириллова из «Бесов»:

«Для нашей религиозной лжи у нас есть слово: атеизм. Атеизм, отрицание религии с религиозною жаждою социальной правды — это противоречие не мое, а мира. Разве мы не видим, как социалистический атеизм становится новою верою? „Я верую, что Бога нет“, — исповедует бесноватый Кириллов в „Бесах“ Достоевского» (57–58),

причем сначала они цитируются, а затем еще дважды в текст вводится разорванная цитата и реминисценция. Интертекст из произведений Ф. Достоевского по частотности цитирования превосходит все другие источники, причем они вводятся как со ссылкой на него, так и без нее, как семантические формулы, вызывающие нужные ассоциации, как идеи-образы:

«По пути прогресса мы двигались быстро, летели, как брошенный камень, — и вот куда залетели.

Робок, наг и  дик, скрывался
Троглодит в пещерах скал.

 

Троглодит в конце прогресса. Может ли это быть? Вопрос уже не кажется сейчас таким нелепым, как до всемирной войны и до русской революции-антропофагии» (63).