Розалин покачала головой:
– Если это вас не затруднит, я хотела бы взять поднос к себе в палатку. – Из холла доносился страшный грохот. – Я не хочу беспокоить их во время празднования.
– Они ничего не празднуют – не более, чем обычно, когда у них много эля и виски. – Дейдре изучала лицо Розалин с таким пристальным вниманием, что леди Клиффорд пожалела, что не умеет читать мыслей. – Но вы, вероятно, правы. Они не слишком благоразумны в таком состоянии.
Розалин поняла это так, что англичанка-заложница не будет там ко двору.
Дейдре подозрительно посмотрела на нее:
– Йен больше не приносит вам еду?
Розалин покачала головой:
– Робби… – Она покраснела и быстро поправилась: – Капитан разрешил мне передвигаться в пределах лагеря.
Дейдре приподняла бровь:
– Разрешил? Хм.
Розалин не знала, что это «хм» означает, но, кажется, Дейдре была не согласна с его решением.
Розалин попыталась объяснить:
– Я пригрозила ему, что умру от скуки, а это сделает меня совсем ненужной в качестве заложницы.
Легкая тень улыбки скользнула по лицу Дейдре:
– Вы не должны защищать его передо мной, миледи. Капитан сам принимает решения, но я не стала бы спрашивать его.
Розалин почувствовала едва уловимый подтекст и поняла, что Дейдре, возможно, имеет в виду и другие его решения. Например, те, которые увели Робби из ее постели.
Чувствуя, как сжалось сердце, Розалин захотелось немедленно уйти. Несмотря на неожиданное хладнокровие этой женщины, она мучительно осознавала, что между ними стоит мужчина. Мужчина, которого Дейдре имела, а Розалин… не сможет иметь никогда.
Осознание этого нанесло ей удар. Розалин поняла, что Дейдре не негодует по поводу нее, потому что не боится ее. Розалин для нее – не угроза.
Англичанка, возможно, увлекла его на время, но она в конце концов уйдет, и, когда это случится… Так думала Дейдре. И Розалин видела эти мысли в выражении ее глаз. Да, когда это случится, Робби вернется в постель к Дейдре.
Сердце Розалин сжалось. Всеми силами она старалась сдержать слезы. Потребовалась встреча с любовницей Робби, чтобы осознать очевидное. Между ними никогда не будет ничего серьезного. Она здесь временно. Как средство для достижения цели. Когда Бойд взыщет с ее брата как можно бо́льшую плату, ее отправят домой и, безусловно, она никогда больше его не увидит.
К счастью, Мор выбрала этот момент, чтобы вернуться с небольшим подносом с едой. Розалин взяла у нее поднос и достаточно пришла в себя, чтобы поблагодарить девушку.
– Я верну поднос, как только закончу.
– Можно принести его и утром, – рассеянно сказала Дейдре, переключив свое внимание на груду грязной посуды, стоявшую перед ней.
Розалин направилась к себе с подносом, но тут же вернулась:
– Мне очень хочется помочь вам, пока я здесь. Если вы найдете мне какое-нибудь занятие…
Девушки, работавшие с Дейдре, заговорили на гэльском. По тону Розалин поняла, что это было нечто неприятное для нее. Мор рукой прикрыла рот, чтобы спрятать улыбку. Но Дейдре резко сказала им что-то – девушки моментально притихли.
Розалин чувствовала, что ее снова внимательно рассматривают и оценивают.
– Полагаю, вы хорошо владеете иглой? – спросила Дейдре.
Розалин кивнула. Большинство благородных леди владели этим искусством.
– Что ж, это не накидки и гобелены, но у нас всегда много льняного белья для починки.
Розалин улыбнулась в первый раз с тех пор, как покинула свою палатку.
– Как раз то, что нужно. Спасибо.
Эта ее улыбка или благодарность, но что-то заставило Дейдре почувствовать себя неловко. Она отмахнулась.
– Но только капитан должен дать разрешение, когда вернется.
Улыбка исчезла с лица Розалин. Она застыла на месте.
– Капитан уехал?
Ее огорчение было так очевидно, что даже Дейдре, должно быть, стало жаль ее, потому что в глазах ее промелькнуло сочувствие.
– Да, уехал несколько часов назад.
– А когда он вернется? Куда он уехал?
Дейдре пожала плечами:
– Не знаю. Через день или два.
– А сэр Алекс здесь?
– Нет, он тоже уехал.
Розалин охватила паника. Поднос задрожал в руках. Он не оставил бы ее одну с…
– Тогда кто сейчас главный? – спросила она, и сердце ее сжалось в предчувствии ответа.
– Дуглас.
Кровь больше не капала с руки Робби, но каждый шаг его лошади сотрясал его ребра и вызывал пронизывающую боль в боку, и это служило напоминанием о том, как опасно отвлекаться. Очевидно, ничем иным он не мог объяснить не свойственные ему ошибки, позволившие противнику нанести ему два ощутимых удара: первый – мечом по плечу, удар был настолько сильным, что пробил его кожаные, отделанные железом доспехи и порезал руку, второй – булавой по боку, этот удар сломал ему несколько ребер.
Ему хотелось бы уверить себя, что это произошло из-за того, что задание оказалось более сложным, чем ожидалось: пятьдесят человек, с которыми они столкнулись, были прекрасно обучены английскими солдатами и вкупе с закаленными наемниками не хотели отдавать свое серебро без упорного сопротивления. Но он знал, что причина не в этом.