Властелин Хаоса

– Ранд, ты ведь знаешь, каково ссориться с Айз Седай. Взять хотя бы Морейн. Она ведь приехала в Двуречье за нами, в первую очередь за тобой, но порой, по-моему, готова была убить всех троих – и меня, и тебя, и Мэта.

Ранд промолчал, хотя сейчас он, кажется, слушал, склонив набок голову.

– Даже если лишь десятая часть слухов, доходивших до меня в последнее время, правда, – продолжал Перрин, – сейчас не лучшее время, чтобы восстанавливать против себя Айз Седай. Я, конечно, не знаю, что нынче делается в Башне, но…

Ранд встрепенулся и подался вперед:

– Башня раскололась, Перрин, ровно на две половинки Одна половинка думает, что меня можно купить, как свинью на рынке, а другая… Что думает другая, я точно не знаю. Три дня кряду я встречаюсь с их посланницами – сегодня пополудни встречусь снова – и никак не могу припереть их к стенке. Они предпочитают спрашивать, а не отвечать на вопросы, и не слишком радуются, получая от меня не больше ответов, чем дают сами. Во всяком случае, посланницы Элайды – она новая Амерлин, если ты не слышал, – малость поразговорчивее, хотя и считают, что мне можно задурить голову льстивыми словами да реверансами.

– О Свет, – выдохнул Перрин. – Свет! Ты хочешь сказать, что часть Айз Седай восстала, а ты оказался как раз между Башней и мятежницами? Умно, ничего не скажешь. Два медведя собрались подраться, а ты – между ними морошки набрать. Неужто не понимаешь, что неприятностей от Айз Седай у тебя и без того хватит? Я серьезно, Ранд. У меня от Суан Санчей душа в пятки уходила, хотя от нее-то хоть знаешь, чего ожидать. Она смотрела на меня так, словно я – лошадь, а она прикидывает, сгожусь ли я для долгой трудной скачки. Но она, по крайней мере, ясно давала понять, что не станет самолично тебя седлать.

Ранд рассмеялся – хрипло и совсем не весело.

– Ты и вправду считаешь, что если я оставлю Айз Седай в покое, то и они от меня отцепятся? Да этот раскол в Башне словно специально для меня устроен. Только благодаря ему они могут заняться мною вплотную. Иначе, куда я ни сунься, меня поджидало бы двадцать Айз Седай. Пятьдесят! Сейчас у меня в тылу Тир, Кайриэн, да и здесь есть зацепка. А не случись раскола, я и рта бы раскрыть не мог, не услышав: "Такто оно так, но Айз Седай говорят…" Перрин, Морейн изо всех сил пыталась привязать мне веревочки к рукам и ногам, пока я не вынудил ее бросить эти попытки. Хоть и не уверен, что она действительно их бросила. Когда Айз Седай уверяет, что будет только советовать, а решать предстоит тебе самому, это означает следующее: она лучше знает, что хорошо и что плохо, и сделает все, чтобы заставить тебя поступить' так, как считает нужным она. – Подняв кубок, он отпил большой глоток и продолжал уже спокойнее: – Будь Башня цела, они этими веревочками опутали бы меня с ног до головы, чтобы я и ступить не мог, не испросив разрешения у шести Айз Седай.

Перрин тоже едва не рассмеялся. И тоже невесело.

– Стало быть, по-твоему, лучше подыгрывать мятежницам и подливать масло в огонь. Помнишь присловье? Коль станешь дразнить и быка, и медведя, то будешь затоптан, а после и съеден.

– Все не так просто, Перрин, хотя они этого не знают, – заметил Ранд, самодовольно покачивая головой. – Есть еще и третья сила, готовая преклонить передо мной колени. Если они… О Свет, Перрин, ну разве так следует проводить время старым друзьям?! Толкуя об Айз Седай? Давай-ка лучше про Эмондов Луг. – На лице Ранда появилась хитрая ухмылка – теперь он снова стал самим собой. – Я лишь чуток поговорил с Боде, но она успела упомянуть про всякие новшества. Расскажи-ка мне побольше, Перрин. Что у нас изменилось, что осталось по-прежнему.

Довольно долго друзья толковали о беженцах и привнесенных ими нововведениях: невиданных сортах бобов, тыкв, яблок и груш, ткацких станках, позволяющих делать тонкие сукна и даже ковры, черепичных крышах, кирпичной кладке и мебели, до того изукрашенной, что прежде в Двуречье такой и не видывали. Перрин привык к тому, что народ валом валит через Горы Тумана, а вот Ранда это известие ошарашило. Рассказ о том, что некоторые предлагали обнести Эмондов Луг да и прочие деревни стеной, но никак не могли прийти к согласию, каменной или деревянной, распотешил Ранда, а уж услышав, как двуреченские женщины поначалу хором поносили тарабонские и доманийские платья, а потом половина из них пустила старые наряды на тряпки, он и вовсе покатился со смеху. Да, то был прежний Ранд. Его искренне смешили истории про парней, отращивавших тарабонские усищи или заостренные бородки на манер жителей Равнины Алмот. О том, что большинство двуреченцев предпочло носить такие бородки, как у него, Перрин почел за лучшее умолчать.

Но он был потрясен, узнав, что Ранд не собирается даже побывать в двуреченском лагере, хотя там находилось много его знакомых.

– Ни тебя, ни Мэта я защитить не могу, – кратко пояснил он, – но навлекать беду еще и на них не

желаю.

После этого разговор как-то сам по себе увял. Почувствовав это. Ранд встал, запустил руки в волосы и со вздохом огляделся по сторонам.